– Сниму с твоего остывающего трупа, адиёт!

Гриша хмыкнул, прикрыв лицо, но в это время раздался телефонный звонок, резко разорвавший напряжённую ночную тишину. Лёва вздрогнул и невольно повернул голову в сторону телефона. «Женечка, спасительница моя!» – радостно промелькнуло в голове у Гриши, он тут же бросился к ногам Лёвы и с силой толкнул его в щиколотки. Тот не устоял – соскользнул на ковёр, пистолет выпал из его руки и ребром упал на хрустальную шкатулку, в результате чего она вдребезги разбилась буквально за секунду до приземления Лёвы. Падая, он машинально выставил руку вперёд, и ладонь с силой опустилась на осколки стекла. Почувствовав резкую боль, Лёва невольно отдёрнул её, но не удержал равновесия и плюхнулся в осколки ещё и локтем. Он бессильно взвыл от боли и визгливо, по-бабьи, выругался. Кровь быстро промочила рубашку и стала капать на ковёр. Гриша схватил пистолет, сунул его в карман, а затем поволок причитающего страдальца в ванную, где у них хранилась аптечка. Он осторожно вытащил 2 крупных осколка, мелкие достал пинцетом, обработал раны истошно воющего Лёвы зелёнкой и туго перевязал их.

Не выдержав его нытья, Гриша пригрозил парню милицией, при этом популярно объяснив жертве собственного насилия, что его там быстро вылечат и он надолго забудет и о своей ране, и о крестиках с альбомчиками, и даже о родной маме, да ещё посадят лет на пять, приписав ему все «висяки» за последнее время. Только тогда тот прекратил жалобные стоны, приправленные нецензурной бранью. А телефон в это время всё звонил и звонил, не переставая, Гриша поднял трубку, и лицо его озарила ласковая улыбка:

– Не волнуйся, Женечка, всё нормально, у меня тут фотосессия. Кто проводит? Да нежданный гость, который хуже татарина. Не, я не шучу, здесь Лёвка роится в моих вещах и жаждет заполучить соседский альбомчик и крестик, что мы с тобой сегодня купили в церкви. Да уж не знаю, зачем он ему понадобился. Ладно, пока, не переживай, не, не надо приходить, я сейчас милицию вызову. Хорошо, буду на связи. Целую, спасибо.

Он осторожно нажал кнопку, разъединив связь так, чтобы Лёва не заметил, и продолжал:

– Конечно, заезжайте утром.

Теперь Гриша уже демонстративно нажал кнопку телефона и стал сосредоточенно набирать 01, но тут раненый грабитель взмолился:

– Гришок, душечка, ша! Не забивай гвозди в мой гроб, пощади убогого, я тебе такое доложу, черепаха Тартилья откинула бы ласты от удивления!

Грише и самому было жалко сажать Лёвку, он хоть и редкий бездельник, выпивоха и оболтус, но, всё-таки, не преступник, а в тюрьме погибнет окончательно.

– Ладно, валяй, сеньора Тартилья, докладывай тайну золотого ключика. А я пока подумаю, что с тобой делать.

Лёва рассказал ему, что однажды в Одессе он подрабатывал фотографом на богатой свадьбе небезызвестного Бени Шмонта с Фрумой Хендельман, понятия не имея, что собрались там бандюганы из известной шайки, на них и кровь, и ограбления не только в родном городе – они гастролировали по всему югу России. Эту халтуру подкинул ему брат Виктора Пасикиса, отец Сони, пообещав хороший куш. Но тогда Лёва ещё не знал Соню, просто её отец дружил с их соседом по квартире и часто забегал к ним. Он же и порекомендовал бандитам фотографа как надежного человека, только Лёва был не в курсе их дел, он просто отправлялся на заработки, ему тогда не было и 18 лет – только школу закончил. Так вот, на этой свадьбе произошло убийство, и он оказался свидетелем, причем сдуру выложил милиции все свои фотографии и даже плёнки отдал. Среди ментов оказался их человек, и бандиты ополчились и на него, и на Сониного отца, которого вскоре прикончили – кто и как, осталось вроде бы неизвестно. Лёва понятия не имел, были ли у того какие-то с ними дела или нет, только сосед посоветовал ему не высовываться. Он в панике метался, не зная, что делать, и тут Виктор Пасикис пообещал выгородить его перед бандой. Вот так Лёва оказался у него на крючке.