– Ты что?

– Да ничего, просто хочу пропустить этого молодого человека.

И она пристально и с вызовом посмотрела на прохожего, внимательно рассматривая его смущенное лицо. Парню ничего не оставалось, как пройти мимо них. Женя смотрела ему вслед до тех пор, пока он не скрылся за поворотом, и только затем вошла в храм, покрыв свою белокурую головку пёстрым шарфиком, красовавшимся ранее у неё на груди. Службы еще не было, свет в почти пустой церкви был частично притушен. Они купили по свечке и поставили их у иконы Николая Угодника, покровителя путешественников, постояли немножко под куполом храма у иконостаса, помолились и тихо вышли, на пороге остановились и ещё раз перекрестились перед надвратной иконой Спасителя. Попросив Гришу подождать её, Женя вернулась в храм, и через минуту вышла и протянула ему маленькую дорожную иконку с Николаем Чудотворцем. Внимательно оглядевшись по сторонам, она подхватила Гришу под руку и они зашагали к кафе-«стекляшке», стоявшему на берегу Чистых прудах, прошли его насквозь, и вышли на почти пустую веранду. Уютно устроившись за одним из столиков, они стали рассматривать пары белых и чёрных лебедей, плавно рассекающих воду. Гриша хотел было спросить Женю, что на неё нашло: опять в шпионов играет, как в детстве, но тут подошёл официант, и он сделал заказ: Гриша прекрасно знал вкус своей спутницы, а она не возражала. На столе появилась любимая Женей бутылка хереса, которую официант ловко раскрыл и наполнил им высокие бокалы, и тарелка с кусочками элитных сыров. Завязалась неторопливая беседа.

Покручивая ножку бокала с вином, Гриша рассказал, что уезжает с Виктором в Бостон, где первоначально будет работать на него, ведь это Пасикиса пригласили в университете. Пока поедут временно, а там видно будет.

– Понятно, я так и думала, только ничто не бывает так постоянно, как временное. Будешь делать этой крысе деньги и научное имя, а он тебе – отстегивать понемножку, чтобы с голоду не помер.

– Не преувеличивай. Вот если бы ты поехала с нами…

– Нет у меня ни желания, ни возможностей, ни связей, ни еврейской крови. Так что не надо зря болтать.

– Ну, у меня тоже не такие возможности, как у Пасикиса, но попробовать хочется, без него вообще бы ничего не удалось.

– А ты уверен, что с ним удастся? Он тебя с потрохами продаст, и не один раз, поверь мне.

Гриша вздохнул, отвёл глаза в сторону, а потом тихо произнёс:

– Мы с тобой давно не болтали по душам, Женечка. Ты ничего не знаешь, но, увы, во многом права. Я действительно в западне. Моя благоверная назанимала у Виктора денег, ведь она его племянница, а я должен отдавать неизвестно из чего. Они давно меня доставали, требуя, чтобы я поехал с ним в Бостон. Кандидатская для меня теперь вообще недоступна, ведь он включил мою работу в свою докторскую диссертацию, и теперь мне не с чем защищаться. А новый материал, сама понимаешь, сейчас не соберёшь.

– Вот сволочь! Ведь он и так мог использовать его в своей работе после твоей защиты, и это было бы ему только в плюс. Мол, подготовил учёного.

– В его докторской из оригинального материала только и есть, что мои разработки и подсчёты, остальное – общие слова да выводы на основе опять-таки моей же работы.

– Аааа, вот почему он как-то «втихую» в Казани защищался… Здесь бы это не прошла.

– В Казани у него какая-то мощная лапа, вот он туда и рванул. Жень, знаешь, Пасикис заявил, что Изя мне не родной отец, и у меня без него не будет возможности уехать по еврейским каналам.

– Глупость какая! Откуда он это знает? Я, например, никогда не слышала ничего подобного, а ведь наши родители дружили много лет. Кстати, хочешь, спрошу у них?