Прошедший ад войны Игорь Кукле
Дизайнер обложки Александр Новиков
© Игорь Кукле, 2018
© Александр Новиков, дизайн обложки, 2018
ISBN 978-5-4490-6322-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
КУКЛЕ НА ВОЙНЕ
Предисловие.
Меня зовут Игорь Кукле. Я являюсь автором этого произведения. Герой этой повести, мой отец. Это его воспоминания, о времени, проведенных на фронтах Второй Мировой Войны. Воспоминания эти не совсем обычные. Они передают картину того времени глазами музыканта.
Здорово, наверно, читать о героях, совершавших бессмертные подвиги. Но историю делают не только выдающиеся личности. Жизнь обыкновенных, простых людей тоже может быть интересна. Я думаю, что не бывает неинтересных судеб. Каждая жизнь по-своему уникальна. Вот и история моего папы, переданная в этой повести, думаю, будет любопытна читателю.
Поддавшись влиянию своего друга Антона, тоже музыканта, под впечатлением речи Сталина, на Параде 7 ноября 1941г друзья, до этого служившие в Центральном Военном оркестре, под управлением Семена Чернецкого сбегают на фронт. Забегая вперед, скажу, что папа мой участник двух важнейших для нашей страны парадов. 7 ноября 1941г. и Парада Победы 24 июня 1945гг. Публикуемая повесть это только небольшая часть воспоминаний моего отца. Действие повести переносит нас в конец 1941г.
От всей души благодарю за помощь в создании этой книги Новикова Александра и Михаила Александрова. Без их участия эта книга вряд ли была издана. С огромным уважением Игорь Кукле.
– Глубже, глубже копай! Дурья ты башка. Когда немец из пушек лупить станет, попомните мои слова, лентяи! – Пожилой ветеран ходил вдоль траншеи и показывал, где и как надо было делать окоп. Да и в самом окопе объяснял, как углубления и выступы рыть. Чтоб и стрелять можно было, и от взрывов хорониться.
Батальон Матвея вот уже пять часов вгрызался в мерзлую землю. Сначала кирками орудовали, а затем и лопаты в ход пошли. Ополченцы, которые из мастеровых, только покрякивают, откидывая комья промерзшей глины. Вот с интеллигенцией дела, куда похуже были. Не привыкли они в руках шанцевый инструмент держать, все больше головой работали, а тут на тебе. Да старшина еще, гад такой, разогнуться не дает. Все поторапливает и поторапливает. У многих нет рукавиц, и видно, что черенки от лопат уже красные от крови. Но никто не ноет и не жалуется. Вгрызаются в землю-матушку, только брызги кровавые летят.
В это время по Орловскому шоссе шла колонна немецких танков. Разведка у немцев работала хорошо и о предполагаемой засаде они уже знали наверняка. Не доезжая до соседней деревни, они свернули с шоссе и проселочными дорогами двинулись в сторону населенного пункта Ретиновка. Уже позже в батальоне узнали, что против них воевали части 17-й танковой дивизии и моторизированный полк «Великая Германия». Это были великолепно обученные войска вермахта. Прекрасно вооруженные и, благодаря четким и своевременным разведданными, прекрасно ориентировавшиеся на местности. Вот с каким противником предстояло столкнуться Матвею и его мотострелковому полку ополченцев. Плохо вооруженными, это если мягко сказать, и уж совсем необстрелянными и не обученными юнцами.
От монотонной работы болело все. Спина, руки, ноги. Каждый бросок отдавался, как удар молотка. Но хуже всего усталость. Она прижимает Матвея к стенке траншеи. Он опустился на корточки. Сон. Сон одолевает его со страшной силой. Боже милостивый! Какая в нем сила – в этом невероятном желании закрыть глаза. И никак от этого не избавиться ни кулаками, ни лопатой.
– Все! Перекур! – Послышалась команда старшины.
Солдаты побросали лопаты и сгрудились около старого, как им тогда казалось, старшины. Ему, на самом деле, и сорока лет не было. Но он им казался уже очень пожилым. Может, дело в усах было. Как у Буденного усы были, только покороче. Но все одно, прибавляли старшине возраста и солидности. Он был опытный боец. И к этому времени принимал участие в боях на Халхин-Голе, и в Финскую многому научился.
– Товарищ старшина! А можно вопрос?
– Давай, боец. Спрашивай.
Старшина, работал наравне со всеми, но выглядел, не в пример молодым, ничуть не уставшим. Свернув огромную козью ножку, глубоко затянулся и, смачно выдохнув, приготовился слушать.
– А правда говорят, что немец из минометов здорово шпарит?
– Ну, ты и спросил. На то и война, чтобы стрелять, значит.
Старшина снова затянулся и, пыхнув вонючим махорочным дымом, продолжил:
– Минометы, конечно, у немца есть, тут спора нету. И пушки тоже наличествуют. Однако… – он поднял корявый палец вверх, – тута различать надо. У мины свой нрав. А у снаряда – свой. Мина, при подрыве, осколки веером рассыпает, по кругу. А снаряд – тот все больше вперед сеет. Вот, к примеру, бризантная граната, когда над землей рвется, осколки, тогда как град по тебе лупят.
– Товарищ старшина! А как же распознать – где что?
– Дык, это проще пареной репы. По звуку и распознаешь.
– Как это по звуку?
– А вот так. У каждого боеприпаса своя музыка. Ее ни с чем не спутаешь. Вон у музыканта спроси. Он, небось, звуки-то получше нашего различает.
Старшина показал рукой на Матвея. Все повернулись к нему. Но Матвей и не знал, что сказать, смотревшим на него солдатам.
– Ну как я им объясню, что свист снаряда из пушки звучит, как си-бемоль, или когда бомба летит, та вообще тональность постоянно меняет, – думал про себя Матвей.
Не дождавшись от него никакого ответа, прозвучал еще один вопрос:
– Товарищ старшина! А когда немец артобстрел начнет, нам в дотах прятаться надо?
– В каких еще дотах? – Старшина уставился на молодого, в круглых очках, интеллигента. А! Вот ты о чем. Так это, – он снова махнул рукой, – не дот.
– А что? Что же мы тут строим?
– Ну ка! Сейчас проверим вас. Кто мне скажет, что такое дот?
Бойцы замолчали, недоуменно поглядывая друг на друга.
– Разрешите мне, товарищ старшина.
В толпу вклинился Антон. Оглядев презрительным взглядом ополченцев, он сказал:
– Дот – это долговременная огневая точка. Сооружают их железобетонными. И форму он имеет в виде цилиндра, с плоской крышей. Делается так для того, чтобы снаряды, если и попадают в крышу, отлетали бы рикошетом. А мы здесь, – Антон еще раз обвел взглядом слушавших его внимательно ополченцев, – сооружаем дзоты. Это – дерево-земляная огневая точка.
– Молодец, Антон! – Старшина даже поднялся. – Учитесь, салаги, как военную науку человек постигает. – Молодец, Антон, – повторил старшина, – я сразу заметил. Будет из тебя толк. Доложу сегодня нашему командиру, как ты нос салагам утер.
Все это время Антон, ничуть не смущаясь, смотрел на своих товарищей. Что-то не понравилось Матвею в его взгляде. Было в нем что-то высокомерное, напускное, неестественное.
– Все! Кончай курить! За работу, бойцы! За работу!
Застучали кирки и ломы. Полетела земля. Вот уже и голов не видно из-за бруствера окопа.
– Давай, бойцы! Налегай! Опосля мне спасибо скажите! – Старшина прошел мимо окопа и вскоре скрылся за поворотом. Проверять работу других взводов ополчения тоже надо было.
Матвей сидел в окопе и грыз каменный сухарь. Несмотря на усталость, постоянно мучил голод. Он особенно ощущался на морозе. С начала войны количество еды все уменьшалось и уменьшалось. А здесь, на передовой, при общей неразберихе, поесть удавалось вообще каким-то чудом. Хорошо, что у них в роте старшина был уж очень бывалый. Он выбил у интенданта для своей роты паек на пять дней. Хотел на семь, но выбил только на пять. Не хотелось этой тыловой крысе и столько давать продовольствия. Знал он наверняка, что скоро бой начнется. А уж как на мертвых душах сэкономить – тыловик тут собаку съел. Старшина тоже, конечно же, знал об этих гешефтах, поэтому радовался и тому, что удалось раздобыть. Паек на пять дней составлял:
– Селедка, довольная крупная, в количестве трех штук. Она была не соленая, как привык видеть Матвей, а копченая. Вкусная, зараза. Если бы это было возможно, Матвей сразу мог их съесть.
Семь ржаных сухарей.
Чтоб вы поняли, много это или мало, попробую объяснить размер этих продуктов. Представьте себе буханку ржаного хлеба. Разрежьте ее поперек, а после отрежьте ломтик хлеба, толщиной в один сантиметр. Так вот, когда вы его высушите, – то и получится один стандартный сухарь. А еще выдали сахар. Но не наш рафинад, а американский – в количестве 25 штук. Почему американский? А потому, что он почти в два раза меньше русского, а количество неизменно – 25 шт. Вот, собственно говоря, и весь паек.
Как ни хотелось Матвею кушать, но старшина объяснил ему:
– Все-то не ешьте сразу. Во-первых, при ранении хуже будет, да и после есть еще больше захочется.
Учился Матвей в школе хорошо, так что сразу вычислил, что в день можно съедать не больше 0,7 селедки, сухаря чуть больше одного и сахара пять кусочков. Вот и вся недолга. Много это или мало для парней – молодых, здоровых, еще растущих организмов? Ясно было всем, что все живут впроголодь, и они тоже не исключение.
Матвей был в каком-то забытьи. От монотонной работы ломило все тело. А еще было холодно. Рядом был блиндаж, и Матвей слышал, как радист все выкрикивал свой позывной. Вероятно, связи не было и он, монотонно повторял:
– Ромашка! Ромашка! Я колос! Ответьте!
С утра небо было затянуто тучами, мела поземка. Но вдруг стало светлеть и появилось солнышко. Из забытья Матвея вывело далекое, на пределе слышимости, жужжание мотора. Слух у Матвея был почище любого прибора. Гудение моторов нарастало, когда послышалась команда:
