Прощение Николай Дрокин

© Дрокин Н.В., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Перо»,2025

– Бабушка, а Чика дома?

– Да во дворе скорее всего, я его не давно видела.

Света вышла из дома. Она всегда удивлялась, полдевятого, а здесь уже кромешная темнота, когда как в Москве в это время солнце только собирается на отдых.

Света с мамой переехали из Москвы в деревню два года назад. Ирина, мама Светы, приняла это решение, т. к. ее отец уже более пяти лет как ушел в монастырь, и Валентина Сергеевна жила одна. Она очень переживала по поводу решения мужа принять постриг и оставить семью. Дочка видела эти переживания, поэтому и приняла решение хоть на какое-то время, а может, и на всегда переехать в станицу. Год назад они совместно решили, и мама купила породистого кота, которого назвали Чика.

Это был очень своенравный кот. Он не любил кошачьи ласки и только Свете позволял понежиться с ним. В деревне он показал себя достаточно свободолюбивым и смелым котом. Он не стал отсиживаться дома, а практически сразу пошел исследовать местный периметр.

– Кыс-кыс-кыс… Чика, Чика! Чика, Чика, Чика!

Сразу за воротами двора, метров через пятнадцать, проходила сельская трасса. Но ввиду того, что на ней не было «лежачих полицейских», ночью она превращалась в трассу Формулы-1, т. к. даже местный жигуленок древнего года с заходом солнца становился – болидом. Трасса была ровной, с протяженностью около 3 км по прямой, поэтому несостоявшиеся гонщики, подпитая молодежь носились по ней как в последний раз.

Вдруг Свете послышалось короткое мяуканье за забором. У нее кольнуло в груди. Она знала, сколько утром на дороге находят сбитых собак и кошек. Она пробежала через двор и открыла калитку.

– Чика, Чика!

В ответ послышался знакомый звук. Она присмотрелась, кот сидел на дороге и пристально рассматривал раздавленную ящерицу. Как вдруг справа послышался рев двигателя, и два белых глаза стали освещать дорогу. Машина приближалась. Света бросилась к коту, сдерживая крик: «Чика, Чика…» Она боялась напугать кота. И вот она уже в метре от него, как вдруг два «белых глаза» оказались здесь же…

– Валь, Серега позвонил, мне надо его подменить сегодня в ночную.

– Опять! – негодовала Валентина. – Сколько они на тебе ездить будут, ты мужик или кто? Когда-нибудь «нет» можешь сказать?

– Валь, ну что ты начинаешь, это же друзья! А Серега приболел что-то.

– Знаю, как он болеет. Ты сам то до утра пил, пьяный еще!

– До вечера отойду.

– Ой, ну тебя, – негодовала Валентина.

Последнее время Рома, супруг ее, стал часто «закладывать». Вроде все было как у всех. И она с ним могла выпить. Но раньше это было по выходным, потом добавились срединедельные посиделки, а затем и каждый вечер на ужин для здоровья. Только ужин перерастал зачастую в завтрак.

У Романа в планах было поменять работу, доделать ремонт в доме, построить новый сарай для живности. Но все это постепенно стало уходить в небытие, не говоря уже о близости с супругой, а ведь они хотели детей, но господь пока не давал им их. Так считала Валентина.

– Доброго дня вам, соседи, – заходя во двор, сказал Константин Иванович.

Это был мужчина лет пятидесяти, вдовец. Очень добрый и радушный сосед. С Ромой он выпивал редко, а если и сидели, то Рома отрубался быстро, и Валентине приходилось оставаться с Константином Ивановичем. Но он всегда был деликатен, помогал даже со стола прибрать и мужа до дивана дотащить. Пьяного мужа Валентина с собой не клала, перегар, храп, не любила она этого.

Как-то раз после очередной помощи Константина Ивановича, когда Роман уже был глубоко в сетях Морфея, сосед перед уходом обронил:

– Валь, может, кофейком угостишь, не могу я уже смотреть на эту «белую отраву».

После фразы «не могу смотреть на белую отраву» Константин Иванович увидел маленькую искру в глазах Валентины, он все делал верно, давил на правильные «кнопки» женской психологии.

– Ну хорошо. Только у нас растворимый, – смущенно ответила Валя.

– Ничего страшного, от такой хозяйки и яда можно принять, – улыбнулся сосед.

Щеки Валентины вспыхнули краской, ей стало неудобно. Непонятное, забытое чувство неловкости проснулось в ней.

– Простите, Валентина, вырвалось. Если хотите, я уйду.

– Да пейте уже, раз напросились.

Она пыталась показать все свое равнодушие, но не очень получалось, и Константин Иванович это видел.

– Да-а, представляю, как тяжело тебе бывает порой. У меня жена так же пила. Я все для нее старался сделать, но она жила своей жизнью.

– У вас… – Валентина стала заикаться. – Жена…

– Да-да, Валь, твоя ситуация мне знакома. Я сейчас пойду, но знай, если что нужно, я всегда тебе помогу. И Роме не надо об этом говорить, зачем?

Он хитро улыбнулся. Или это была добрая улыбка, Валентина не могла разобраться, что-то непонятное появилось у нее в душе или в голове, или и там и там… Эту ночь она спала плохо, перед глазами постоянно был образ Константина Ивановича.

Роман проснулся в районе трех дня. Невыносимо давило виски, а сухость во рту просто не давала жить, не то чтобы спать. Аккуратно встав с постели, так, чтобы не лопнули сосуды в голове, а по ощущениям это так и было, он подошел к крану. Вдруг живущий в нем второй Рома напомнил ему, что в холодильнике, у задней стенки стоит бутылка пива. Холодная, резкая, с живительной влагой. Но трезвый ум вступил в единоборство со второй личностью:

– Не надо, Ром, попей воды, выпей цитрамона, приляг, вечером за руль.

– От бутылки пива ничего не будет. Сушняк собью, и спать, как ты и говорил, а вечером на работу. Все норм будет. Так даже легче для здоровья.

Убедивший себя одной из сторон, Роман открыл холодильник с тревогой в душе, вдруг Валя подчистила все… Но нет, стояла родимая. Непонятно откуда взявшийся в сухом рту, образовался комочек слюны, которую Рома с предвкушением влагопополняющего процесса сглотнул.

Бутылка была пуста. Рома сидел и ждал облегчения. Сухость во рту, покинувшая его и обещавшая не возвращаться, на самом деле обманула. Она медленно, но настойчиво возвращалась. Головная боль трансформировалась в другую. От висков она кинула свои нити к затылку. Но тут на выручку пришел «внутренний второй» Рома.

– Нет, так не пойдет. Сейчас все равно не получится уснуть. Промучаешься до вечера и не поспишь толком, и разбитый в ночную, а там уж точно придется пить. Зачем? Лучше сейчас 50 граммов дай – и спать. Нет, 50 граммов не возьмет – давай 100, и не больше, и спать, пока Вали нет.

Выслушав так называемого «адвоката», Роман принял решение послушать его. Он чувствовал некие попытки «прокурора» возразить, но работа оппонента была проделана блестяще, Рома даже не стал и пытаться выслушать противоречия.

Он подошел к окну, Валя развешивала белье. Посмотрел на содержимое таза с бельем, как ни странно, мозг четко и практически посекундно рассчитал:

– Ей осталось развешивать еще минут пять.

– Семь шагов до буфета – это 6 секунд.

– Достать графин, рюмку – это 20 секунд.

– Вернуться, поставить на стол, достать из холодильника банку с огурцами, достать огурец – 40секунд.

– Первые 50 граммов – закусил. Выдохнул, сосредоточился, как сосуды расширяются.

– Вторые 50 граммов – закусил. Выдохнул, процесс пошел.

– И все-таки для контроля еще 50 граммов – тут уже надо выдохнуть спокойнее.

– Все по местам в обратном порядке, и в кровать, как и не вставал.

Роман не раз замечал и удивлялся, как пьяный мозг проделывает и рассчитывает порой такие сложные процессы, направленные на решение проблемы с пополнением организма запаса С2Н5ОН. И на это раз расчеты были идеальны, только он лег в кровать, в дом зашла Валентина. Как бы ни казались пьяному человеку идеальными его попытки по обману близких, для них это все – как белый день. Зайдя в дом, Валентина сразу почуяла легкий запах этанола. Ей даже не надо было подходить к буфету, она помнила уровень жидкости в бутылке и была уверена, что теперь он намного ниже. Она села за стол и заплакала. Глубокое отчаянье захватило ее душу. Неужели это и есть взрослая счастливая жизнь, о которой она мечтала в детстве? Все больше и больше она понимала, что не хочет детей от этого вечно пьяного человека. В один миг в голове пронеслись счастливые кадры со свадьбы, момент знакомства, волнение при первой встрече с родителями… С отчаянием она думала о том, что встретила именно этого человека для своего будущего.

«Но ведь можно и…»

Она оборвала свою мысль. Советское воспитание Валентины не позволяло думать на эти темы. Бабушка, мама в один голос говорили: «Да какой бы он ни был, он муж. Мой вот и гулял, и пил, и бил даже иногда, и ничего, всю жизнь бок о бок. До серебряной свадьбы дожили. Не то что нынешняя молодежь!»

Роман проснулся в 20.30. Хоть и удалось ему заснуть, но сон был настолько тревожный, что ощущения того, что он спал, как будто и не было. Здесь уже «плохой адвокат» молчал. Он выполнил свою функцию и убивать свое тело не собирался. Он как паразит, который поедает тело изнутри, но так, чтобы оно не погибло. Роман был опустошен. Оба голоса молчали – один в унынии, отчего было плохо на душе, другой молчал, насытившись, отчего не легче.

Он воспользовался старым способом восстановления. Пошел в горячий душ. Голове стало чуть легче, но внутри скверно. Надо что-то закинуть, закусить, вдруг менты.