– Нам бы матерями ща считаться, ёбдип-тудап! – воскликнул Тибальт Рудольфович. – Тащи стакан, Адка, не крути яйца и не дёргай хуй!

Ходить было недалече, и с веранды был притащен советский гранёный стакан, молниеносно наполненный мегабухарем до краёв. Помимо этого Ада Викторовна притаранила и две бутылки холодного тёмного «Крушовице» – для себя и для подруги.

– От седьмой до восьмой – на электричке скоростной! – Тибальт Рудольфович торжественно выдохнул (в первый раз за всё время побухушек) и в три глотка элиминировал стакан «Волхва». Закусил деревянной ложкой икры из баклажанов «Три сестры». Райская и Вронская синхронно сделали по глотку пива из горлышка.

– У меня есть на этот случай песня, – сказала Вронская, будто очнувшись ото сна.

Аделаида Викторовна встала во все свои 181 сантиметр и исполнила куплет песни из репертуара Лариски Кудельман, известной широкому слушателю под погонялом Лариса Долина:

Важней всего бухлишко в доме,
Всё остальное – хуета!
Бутылка есть, чего же боле,
А всё другое
Легко исправить с помощью болта!
Бутылка есть, чего же боле,
А всё другое
Легко исправить с помощью болта!

И Вронская замолчала: полной версии переделки у неё не имелось, только припев.

– И это всё? – спросила Райская с неудовольствием.

– Агась, – виновато ответила Вронская. – Полной версии переделки у меня не имеется, только припев.

– А что ж ты не подготовилась? – сказала Райская строго.

– Виновата-с… – потупила гетерохромные очи столу певунья.

– А что значит «исправить с помощью болта»? – быстро осведомился Мещряков, чтобы исправить ситуацию. – Что имеется в виду?

– Это как раз просто, – оживилась Вронская. – Имеется в виду «забить хуй»!

– Ну так и забей хуй! – сказал Мещряков просто, и все трое тихо рассмеялись.

– Что-то ты, братец, затянул с девятой, – подмигнула Вронская девственнику правым (жёлто-зелёным) глазом.

– От восьмой до девятой… – начал он, подумал с полминуты, но ничего не придумал и закончил так: – Я стаканом насытился пока, посему – перерыв подольше!

– Вы опасный человек, статский советник! – произнесла Вронская голосом Михалкова и подмигнула левым (бледно-голубым) глазом.

Однако ж, у нас в книге мало экшена – терпеливый читатель пролистал уже много страниц (скорее всего, электронных, которых ещё больше), а никто даже не поебался. Как там у нашего подозрительно смуглого поэтического мэтра: «читатель ждёт уж рифмы роза» – так на, бери её скорей, добавлю от себя. И сразу из раскидистой кроны яблони выпрыгивает невесть откуда взявшийся ниндзя, делает в воздухе красивый кульбит и жёстко приземляется на стол, опрокинув обе банки икры, салат из крабовых палочек, шпроты, разметав суши и роллы, уронив бутылку премиум-водки «ВолхвЪ». Почти одновременно с этим с одной стороны на участок через забор ломанулась рота ОМОНа, с другой – отряд Росгвардии. Крики, автоматные очереди, стоны, взрывы гранат, площадная брань – как во Вьетнаме, мать его!.. Что, оживил я атмосферу? Ну то-то же!

В действительности же…

Глава 2. Явление анархиста

В действительности мимо участка графини Вронской волею случая проходил некий бородатый и патлатый гражданин несколько маргинального вида, напоминающий бурлака с ненаписанной картины Репина, или разночинца с того же полотна, или попа-расстригу с другой несозданной картины этого неоднозначного живописца. Это был никто иной, как Архаил Ипатьевич Пореев, местный анархист, похуист и по возможности нудист тридцати трёх лет отроду. Он живёт в Москве в трёхкомнатной квартире с жестоко, на всю голову ебанутой мамкой Далилой, а сюда, на дачу приезжает в подходящие климатические условия отдохнуть душой и телом. Отдых выражается большей частью в поглощении «диксивского» «Жигулёвского» и водки «Гжелка», также Архаил Ипатьевич частенько практикует