– От третьей до четвёртой…

Но развернуться во всю длину философствующему целомудреннику не позволила Вронская:

– Объявляю перекур! – строго постановила она.

Соответственно, организовали перекур, и некурящий девственник откровенно заскучал. Перекур «Житаном» Вронской закончился ещё до того, как Райская закончила набивать трубку, и Вронская тоже затосковала.

– Что там после третьей, напомни?.. – спросила она как бы невзначай.

– От третьей до четвёртой – за чертой осёдлой! – радостно пояснил Мещряков, жовиально наливая в рюмки премиум-водку «ВолхвЪ».

Райская легко вздохнула и отложила набитую, но так и не зажжённую трубку. Уже успевший нагреться (впрочем, некритично) «ВолхвЪ» был налит умелой рукой дипломированного философа, талантливого толмача, заурядного искусствоведа и отчаявшегося девственника.

– Чтоб хуй стоял и бабки были? – предположила Вронская.

– Главное первое! – паллиативно поддержал Мещряков. – Бабки и дедки – дело наживное!

– Так ёбнем же за безупречно эрегированный хуй, торчащий железно и неустанно, подобно мускулистому высокорослому красивому древнему демону, стоящему на страже вечности!

Тост у Райской вышел выспренний, витиеватый и малопонятный – но всё равно ёбнули, иссесьсна. Дамы закусили салатом, кавалер схрямал пару шпротинок:

– От четвёртой до пятой – пункт пятый!

– Такой темп принятия крепкоалкогольных напитков чреват скоропостижным накидаловом! – дезавуировала Райская. – Это раз. Фраза содержит смутный расистский и даже ксенофобский подтекст, это два. Повторение лексемы «пятый» недостойно аттестованного искусствоведа и философа. Это три. И последнее: иди на хуй, девственник ебаный, дай мне спокойно вышабить трубку!

Такая речь немного расстроила Тибальта Рудольфовича, но он не растерялся и одиноко выпил, пояснив свой проступок:

– Считайте, что даю вам фору, пригожие девы!

Не понаслышке знавшая о питейных потенциалах и возможностях целомудренного любомудра, Аннабела Даниловна Райская легкомысленно, но тщательно раскурила трубку и с наслаждением затянулась, выпустив объёмистый и курчавый клуб дыма.

– Ставлю на голосование предложение похерить игру и продолжить обычным бухаловом без принуждений, принципов и обязательств, – поставила на голосование Аделаида Викторовна Вронская. – В меру сил и возможностей!

– Давно бы так, ёбдип-тудап! Плюс один! – Тибальт Рудольфович Мещряков ухватил «Волхва», можно сказать, за яйца. – От пятой до шестой – долго не стой!

– Мне тоже налей, – вклеила Вронская. – Трудно воздержаться!

Девственник налил и ей.

– За то, чтобы уметь пить, как Тибальт Рудольфович! – тостовала она, воздев рюмку.

– Бойтесь желаний, Ада Викторовна, они сбываются! – предостерёг Тибальт Рудольфович. – Вы сами не понимаете, за что пьёте!

Хоть и не понимая, чокнулись и выпили; не сговариваясь, оба закусили кабачковой икрой «Шальная Фермерша». Райская невозмутимо наслаждалась трубокурением, похуистично насрав на предостережения Минздрава, Роспотребнадзора и товарища Онанищенко в особенности.

– От шестой до седьмой – выбор непростой! – пальцы Мещрякова привычно сдавили горло «Волхва».

– Бля, это пиздец и ничего лишнего! – искренне изумилась, пожалуй что даже восхитилась Вронская. – Плесни и мне половинку, человек-уникум!

Человек-уникум плеснул и ей половинку.

– За уникальность! – предуведомил он.

Соответственно, ёбнули.

– Коли соревнование пущено по пизде, может, тебе стакан принести, сеньор Тибальдо? – осенило Вронскую негаданно.

– Счастливая мысль, донна Ада! – осенился Мещряков. – И как это мы раньше не допетрили, ёб нашу мать!

– Матери у нас разные, уж не знаю, к счастью или наоборот, – заметила проницательная Вронская.