В самом центре головы женщины, стоявшей напротив, зиял чёрный провал. Так будет выглядеть лицо, если выстрелить в него из дробовика с близкого расстояния. Острые осколки черепа, неаккуратные обломки костей и свисающие лоскутки кожи обнажали внутренности. Изнутри пульсирующими струйками вытекала бледно-жёлтая жижа с клочками волос.
– Как я тебе, мой мальчик? – глупый, писклявый голос исходил из багровой мясистой массы на «лице». – Видел мой длинный шаловливый язычок? Я много чего могу им сделать! Посмотри на остальное…
Нина Викторовна распахнула халат. Никита видел молочно-белую кожу, курчавые волосы на лобке, высокую упругую грудь, но только левую. Из правой словно вытащили всё содержимое, и она сморщенным мешком свисала до бедра. В соске виднелось кольцо с зелёным камешком.
– Хочешь меня полизать, мальчик? Хочешь, хочешь? – пискляво затараторила женщина, принявшись прыгать по комнате и махать костлявыми руками, словно птица. – Хочешь, хочешь?
Диван, на котором полулежал Никита, начал ездить по комнате от стены к стене. Люстра бешено качалась на потолке. Из угла вышла копия тёти Нины – маленькая, сгорбленная старушенция ростом с гнома – и принялась истошно кричать. Сильные руки схватили мужчину за грудки и встряхнули…
– Проснись, Никита! Проснись!
Замеров открыл глаза и увидел стоящего над ним Павла. У друга было удивлённое и встревоженное лицо.
– Ты чего, брат? Кошмар приснился, что ли? Так кричал во сне!
Никита приподнялся, чувствуя холодный, липкий пот на спине. Мелкая дрожь сотрясала всё тело. От страха и безысходности хотелось плакать.
Павел молча смотрел на него в ожидании.
«Я не должен был засыпать. Должен был бороться!» – думал Никита.
В зал зашла тётя Нина. Она несла на подносе кофейник, чашки и бутерброды.
– Вот, мальчики. Перекусите пока немного, а через часок я вас супчиком деревенским побалую. И блинами с мясом.
Никита посмотрел на Нину Викторовну с испугом. Естественно, он не увидел ни голубого халата, ни изящных па. Музыкальный центр, стоявший на комоде, молчал. Тётя Нина выглядела обыкновенной ссутуленной от старости бабушкой с артритными пальцами.
– Никита, ты очень плохо спишь, – посетовала старушка, сгружая содержимое подноса на журнальный столик. – Только придремал – и тут же стоны, вскрики. Я ещё подумала: «Разбудить, может?»
– Кошмар приснился, – ответил мужчина, принимая сидячую позу и растирая лицо. – Со всеми бывает. Он вымученно улыбнулся и взялся за ручку дымящегося кофейника.
– Это всё от переутомления, – кивнула тётя Нина. – Спать надо не меньше восьми часов, я по телевизору слышала. Ты, Никита, сегодня ложись пораньше. Если хочешь, у нас оставайся, – я тебе на диване расстелю.
Замеров кивнул, даже не услышав, что предложила тётя Нина. Сон никак не шёл из головы. Очень страшный сон. Очередной сводящий с ума кошмар. И эти кошмары преследуют его уже больше месяца…
«Я хотел сегодня поделиться своей бедой с Пашкой… – вспомнил Никита. – И я не смогу… Как рассказать такое?»
Павел включал компьютер, одновременно жуя бутерброд и вводя Никиту в курс дела. Сегодня нужно закончить проект, над которым они трудились второй месяц. Достав из-под стола пиво, Паша вскрыл крышку зажигалкой и протянул запотевшую бутылку Никите.
– Ты как, отошёл от кошмаров? Неважно выглядишь…
Никита кивнул и попытался улыбнуться, но на душе скребли кошки.
– Форточку откройте, а то сейчас всё закурите! – крикнула с кухни тётя Нина.
Образ женщины, которая кружилась в бешеном ритме вальса, её обворожительное тело и чёрный провал вместо лица яркой вспышкой мелькнули в сознании Никиты. Он вздрогнул, отставил бутылку в сторону и сделал большой глоток кофе.