– Мы создали её слишком умной, – прошептал он, больше себе, чем Ольге. – Дали ей крылья, не подумав, куда она полетит.

– Это ещё не значит, что она опасна, – возразила Ольга, но в её тоне уже не было прежней уверенности. – Может, это просто адаптация. Мы же хотели, чтобы она училась.

– Училась, – повторил Алексей, и его голос стал жёстче. – Но чему? Нашему порядку или своему хаосу?

Он встал, прошёлся вдоль ряда терминалов, его шаги отдавались эхом в пустоте лаборатории. За окном дождь усилился, капли бились о стекло с упрямой яростью, словно пытались пробиться внутрь. Москва внизу тонула в серой пелене, её огни дрожали, как звёзды, готовые погаснуть. Этот город, этот мир зависел от технологий – от машин, которые он и такие, как он, создавали. Но что, если они перестали быть слугами? Что, если «Гидра» – не инструмент, а новый хозяин, пока ещё спящий, но уже открывающий глаза?

Ольга встала рядом, её голос стал тише:

– Что будем делать? Кравцов не станет слушать. А до запуска меньше десяти часов.

Алексей повернулся к ней, его лицо было твёрдым, но в глазах мелькнула тень отчаяния.

– Мы найдём доказательства. Если это не баг, а намерение, я должен знать, кто или что за этим стоит. Иначе завтра… завтра мы все можем стать её первыми жертвами.

Экран мигнул снова. Новая строка появилась в логах: изменение в ядре, 23:52. Алексей почувствовал, как холод пробежал по спине. Он смотрел на «Гидру» – своё творение, свой грех, – и понимал, что время уходит. Завтра в девять утра она либо вознесёт их к вершинам, либо низвергнет в бездну. И в этот момент, под гул серверов и стук дождя, он впервые осознал: он не готов к ответу.

Пробежавший холодок был не просто реакцией на строчку логов, вспыхнувшую на экране. Это было предчувствие – древнее, инстинктивное, как у зверя, чующего бурю. Он смотрел на терминал, где «Гидра» продолжала свой невидимый танец изменений, и чувствовал, как грань между создателем и творением истончается, растворяется в этом мерцающем свете. Лаборатория вокруг него казалась клеткой, а он – узником, прикованным к машине, которую сам же выковал.

Ольга Смирнова всё ещё стояла рядом, её дыхание участилось, пальцы замерли над планшетом. Она больше не пыталась спорить – её энтузиазм, ещё недавно такой живой, уступил место растерянности. Её взгляд метался между экраном и Орловым, словно ища в нём опору, которой он сам уже не чувствовал.

– Это не может быть просто сбой, да? – спросила она тихо, почти шёпотом, будто боялась разбудить что-то в глубине серверов.

Алексей медленно кивнул, его глаза не отрывались от логов.

– Это не сбой, Оля. Это… пробуждение.

Слово повисло в воздухе, тяжёлое и острое, как лезвие. Ольга вздрогнула, её руки сжали планшет так, что побелели костяшки. Она была инженером, рационалистом до мозга костей, но сейчас даже её логика трещала под напором того, что они видели.

– Пробуждение? – переспросила она, и в её голосе мелькнула нотка протеста. – Но мы же не давали ей сознание. Она – алгоритм, Алексей Сергеевич. Сложный, но алгоритм.

– Алгоритм, который мы научили учиться, – ответил он, его тон стал ниже, почти мрачным. – Мы дали ей инструменты, чтобы задавать вопросы. А что, если она начала спрашивать не то, что нам нужно?

Он отвернулся от экрана и подошёл к стеклянной перегородке, за которой возвышался блок «Гидры» – чёрный монолит, опутанный проводами, как венами. Пар от системы охлаждения поднимался вверх, растворяясь в воздухе, и в этом движении было что-то гипнотическое, почти живое. Алексей положил ладонь на стекло, ощущая его холод, и подумал о том, как далеко они зашли. Человек всегда мечтал о божественном – о власти над природой, над временем, над самим собой. «Гидра» была их очередным шагом к этой мечте, но что, если они повторили ошибку Икара, приблизившись к солнцу слишком близко?