На теле было несколько небольших, но глубоких порезов, на груди, в животе. А при осмотре на одежде крови не было.

– Раны нанесли после смерти, и потом, получается, нацепили одежду на тело, майка ведь изнутри измазана, но ничего почти не проступило наружу, я тогда подумал, что грязь это, – Ванька будто прочитал мои мысли. – И я, знаешь, что думаю… вот когда названия органов на прошлом месте преступления писали, так теперь будто именно их и хотели забрать. Как трофей, наверное. Лёгкие, поджелудочная… трахею только не тронули, ну и прямую кишку тоже, извини за подробности.

– Чё ты извиняешь, я и не такое видал. Но вырезать, получается, не стали?

– А потому что нужен подходящий инструмент, – судмед показал на секционный нож, лежащий на столике. – А тут будто резали чем-то тупым, потом поняли, что бесполезно, и бросили. Будто даже стыдно стало показывать, вот и спрятали от греха подальше, чтобы мы не видели. Ну или новичок это был, – он пожал плечами, – а может, и опытный, раз знает, что где находится. Просто с руками что-то не то, нервы, может, или пьяный, или псих с шизой.

На месте преступления, под диваном, мы нашли складной нож с точками ржавчины на клинке. Кто-то его бросил и запинал под диван, но мы заглянули и туда, нашли. Вполне этот ножик могли использовать, как инструмент, так что мы его изъяли, надо будет направить на экспертизу.

– Но этот кто-то органы знает, – задумчиво произнёс я. – И на латыни у него бзик.

Две версии – маньяк, которому понравилась идея с органами, но не хватило ума или навыков довести дело до конца, и он бросил – или Сафронов решил избавиться от слишком много знающего подопечного, маскируя всё под маньяка, о котором в городе, конечно, уже начали трепаться.

И третья – ведь может быть наоборот, что маньяк решил замаскировать всё под разборки братвы. Короче, они так всё запутали, что уже не поймёшь, кто кем вдохновлялся и кто под кого косит.

Одно я знаю точно – Кащеев из СИЗО задушить Зиновьева не смог бы никак. Да и этот плюгавый озабоченный не смог бы повалить молодого здорового спортсмена, а схватка в подвале, судя по следам, была яростная, Миша защищался изо всех сил, пытаясь сбить душителя, пару раз даже впечатал его в стену. Но потом нехватка кислорода дала о себе знать…

Я забрал справку, поблагодарил Ваньку и пошел в больницу. Она находилась недалеко. Там я проведал бледного как смерть Толика и пообещал навещать его чаще и принести какие-нибудь книжки, потому что читать он обожал, а до смартфонов и электронных книг у нас ещё дело не дошло. Куртку его забрал у медсестёр, унесу куда-нибудь на чистку и ремонт, будет ждать хозяина, когда он выпишется. Ну или куплю ему новую, если ничего не выйдет, деньгиу меня пока есть.

После этого я отправился в прокуратуру вместе с Сан Санычем, а то время позднее, надо проводить Ирину, ведь на улицах сегодня совсем неспокойно. И хрен знает, что с этим маньяком, но недобрые подозрения не утихали.

Наверное, эти дни поживу у неё, пока не станет ясно. Она-то хотя бы, в отличие от двух моих жён из первой жизни, не удивится, если опер вдруг посреди ночи отправится на работу. И сама, в общем-то, такая же.

– Что там сегодня было? – Ирина кинулась обниматься прямо в коридоре, не обратив внимания, что на нас таращатся помощники прокурора. – Паша, да что там было? Я чуть курить не начала, пока новости слышала. Стреляли в вас?

– Курить начинать не надо, – успокоил её я. – Толика задели, но выкарабкается, а мне только вот, ерунда, – я показал на пятно на джинсах, у колен, которое никак не мог очистить платком. – Упал в грязюку, не оттирается.