– Надо брать, – сказал я остальным. Никто не спорил.

Тогда я взял с собой одного Витька, у остальных было слишком много работы, и одолжил машину у отца.

Ехать пришлось долго, почти на другой конец города. В этом доме я никогда не был, про этот подвал даже не слышал. Барсук подсказал нам, где в клубе искать ключ от нычки, так что взяли его с собой. Не придётся ломать дверь.

Орлов приготовил автомат, я достал пистолет и осторожно открыл замок. Он смазанный, даже не щёлкнуло.

Здесь очень влажно и жарко. Запах тяжёлый, долго в этом закутке находиться нельзя, а кое-кто тут жил. Тусклая лампа светила под потолком, в её свете можно было разглядеть стоящий у стены диван.

На нём кто-то лежал, накрывшись зелёным солдатским одеялом до самого подбородка. Спал этот человек на спине, подложив руки под голову. Я тихо прошёл к нему, чтобы не разбудить раньше времени. Да, это Миша, я его быстро узнал, лицо знакомое. Он лежал с закрытыми глазами. Крепко спит…

Даже слишком крепко – я вскоре понял, что он не дышит. Сдёрнул одеяло вниз и… На шее виден чёткий след удавки, слишком глубокий, прорезавший кожу – это, скорее всего, и есть причина смерти. Удавлен чем-то тонким, хотя можно было воспользоваться тем самый амулетом со свастикой, про который говорил Толик, цепочка толстая и выдержала бы.

– Вот же гадство, – протянул Орлов, уставившись на тело.

– Не то слово, – подтвердил я. – Наш главный подозреваемый мертв. Что это, как не гадство…

Значит, не он, себя бы он так не задушил, но улики-то были серьёзные. И всё же этот парень был как-то в этом всём замешан… пока не попался на глаза настоящему маньяку.

– Чем обрадуешь, Ванька? – спросил я, заходя в кабинет к судмеду.

– Ну, как сказать, – он усмехнулся. – Кое-что есть. Чай будешь? Там сухарики с маком есть.

– Не, времени мало, – я помотал головой. – Надо в прокуратуру ехать, Кобылкина душить. Его версия явно посыпалась, пусть имеет в виду. Там чай и хлебну.

– Ну смотри, – Ванька достал листочек из стопки бумаг. – Вот, предварительная справка. Как я говорил, смерть наступила в результате асфиксии примерно за четыре-шесть часов до того, как я его осмотрел на месте происшествия.

– Ого, – я почесал макушку, – какая точность… а Ручка обычно говорит в районе суток, ну и плюс-минус километр.

– Не веришь? – насупился молодой судмед.

– Да верю, верю, – поспешил закивать я, морща лоб. – Просто анализы ещё не пришли и биохимия, а ты так точно определил… Вот и…

– Вижу, что сомневаешься, – надув губы, перебил меня медик. – иди за мной.

– Куда?

– Щас сам все увидишь. Современный эксперт определяет время смерти по морфологическим признакам, не все на биохимию уповать. Вот…

Мы вошли в секционную, где на одном из столов из нержавейки покоился исследуемый труп Мишки Зиновьева, накрытый простыней.

– Гляди, – Ванька чуть откинул простынь и стал водить пальцем по телу, как по топографической карте, показывая мне очевидные, на его взгляд, вещи: – Судя по выраженной трупной ригидности, смерть наступила примерно в указанный мной период, – медленно, словно смакуя каждое слово, проговорил судмедэксперт, приглаживая рукой складку на своем белом халате. – Посмотри: мышцы конечностей твёрдые, напряжённые, как будто тело превратилось в камень. Это классическое проявление первой стадии окоченения, которое начинается через два-три часа после смерти и достигает своего пика через десять-двенадцать.

– Ваня, – я поморщился, – всё, я верю тебе…

– Нет уж, подожди…

Он коснулся тыльной стороны ладони покойника, затем слегка надавил на запястье, пробуя на сопротивление.