Не дожил до перемирия. Парню было пятнадцать лет.

– А теперь и муж… – она не смогла договорить.

Я придвинулся и обнял ее. Прижал очень сильно, чтобы унять ее дрожь.

– Ну, все-все. Что ж поделаешь, Аленушка… Им сейчас хорошо там, наверху.

До войны она была достаточно эффектной брюнеткой. Сейчас я погладил ее седые пряди, коих было предостаточно. Прижал и поцеловал в лоб.

– Ну, не плачь, Аленка. Давай лучше выпьем.

Наутро я проснулся у своей знакомой. Она уже готовила завтрак, но я отказался. Оделся и ушел, не попрощавшись. Разве такой жизни она заслужила? Потеряла любимого человека, пасынка. Осталась одна. Разве есть что-то, что сможет ее утешить? Виновные в этой войне, чтобы у вас языки отсохли!

Ехал домой на маршрутке, перегар от меня веял сильный. Я уперся в окно, чтобы ни на кого не дышать, чтобы никто меня не видел. Повернули на широкую улицу, проезжали мимо частного сектора. Местами виднелись заброшенные, полуразрушенные дома. Недалеко отсюда жил мой знакомый, я даже его имени не знал, только прозвище. В один из дней жаркого лета четырнадцатого года он с отцом вышел во двор. Упала мина. Мой знакомый погиб, а его отец получил ранение. Все это было здесь… когда-то давно. И все это снова вернулось. Если бы не спецоперация, город бы уже сравняли с землей.

Сзади разговаривали двое мужчин, по голосу явно достаточно зрелые. Понятно было, что давно не виделись.

– А ты женат?

– Да, женат, двое детей. Может, скоро внуки будут. Надеюсь на это.

– А я один… Знаешь, как плохо быть одному…

«Как плохо быть одному», – звучала фраза незнакомца в голове. Я так боялся этого одиночества, что чуть было не изменил Ане… Заморочил голову Миле… И все из-за этого страха остаться одному?

– Этот каштан всегда первым выпускает листочки на твой день рождения, – сказала мама.

И правда, вся каштановая аллея стояла еще голой, а дерево напротив окна нашей квартиры уже зеленое. Как будто знало, что у меня сегодня праздник. Я его несколько лет не отмечал с родителями. И в этом году мне особенно сильно хотелось быть в этот день рядом с ними.

Мама наготовила моих любимых салатов. С папой выпили конька. Я спрашивал про дедушек и бабушек, родители с увлечением вспоминали, как познакомились, юность, как жили в те годы, когда разрушался Советский Союз.

Дома меня уже ждало новое сообщение, но не от жены или несостоявшейся любовницы. Написала подруга Женя, которая давно не выходила на связь. Она прислала видео из Мариуполя, на котором одна женщина заявляет, что никто Донецк не обстреливал восемь лет.

– Все находятся в неведении, – заявила Женя. – Трудно разобраться, где правда. А, честно, и не хочу разбираться! Я хочу, чтобы все прекратилось. Что-то сплю по пять часов уже три дня подряд. Нет сна, я уже в каком-то неадеквате.

– Про обстрелы Луганска ты, видимо, забыла, – ответил я.

– Я уехала в четырнадцатом году.

– Так же, как и я.

– Я всего не знаю, мне трудно судить. Мне просто людей очень жаль. И нас. Неизвестно, чем все это закончится… По-моему, пора уже кончать с этой стреляниной. Это же XXI век!

– А чем он отличается от предыдущих? Тогда, что ли, люди не могли договориться или думали: «Мы живем в темные века»?

– Есть такой большой исторический опыт, а выводов никто не делает. Получается – мы животные. И сила – в кулаках.

– Я тебе просто удивляюсь… Ты забыла майдан? Лозунги «москалей на ножи»? Как они начали обстреливать Донбасс?..

– Первое: я не хочу об этом говорить, потому что я не хочу с тобой ругаться по этому вопросу. Второе: а ты уверен, что ты прямо все так хорошо помнишь? И тогда правильно и объективно воспринимал информацию и мог делать правильные выводы? Я уже досконально не помню, честно, что и как там было…