Звони… В доме Шнура отродясь телефона не было. Соседи, правда, раз на день забегают, проведывают. Сочувствуют, что сын жизнь свою под откос пускает. Если что, и позвонят куда следует. Только жаловаться им она не будет, и звонить никуда она тоже не будет. Эх, если бы могла, подсыпала бы песочку на скользкую дорожку, по которой сын ее катится. Если бы… А так, что говорить. Уж как сложится, так и сложится.

Незнакомец, подсевший к Шнуру и Гуре в забегаловке, словно в воду глядел: друзья-собутыльники действительно давно уже не воспринимали труд как способ заработка и не гнушались тайком по ночам пройтись по сельским дворам, сараям и погребам в поисках какой-нибудь живности и прочего, что можно было после загнать, обменять, пропить. Да элементарно съесть.

Как-то они таки попались, переполовинив содержимое погреба в одном из дворов соседнего села. Большую часть украденного припрятали в лесу, однако кусок сала и пару банок с огурцами прихватили с собой, на закуску. Ничего особенного, они частенько так делали. Кто бы тогда мог подумать, что именно эти проклятые банки, вернее, крышки с уже открытых банок, небрежно брошенные на пол в летней кухне, станут главным доказательством совершенной ими кражи.

Ближе к полуночи, когда Шнур и Гуря уже принялись отмечать столь удачно проведенную операцию, в дом, как гром среди ясного неба, нагрянул все тот же усатый участковый a la Тарас Бульба, а с ним еще один человек, по виду гражданский, в короткой кожаной куртке с черной сумкой наперевес.

– Выпиваем? – иронично бросил Тарас Бульба, внезапно появившись в дверном проеме летней кухни.

– Отдыхаем, – поправил его Шнур, повернувшись к двери и откинувшись на противно заскрипевшем стуле.

– И закусываем? – все так же нарочито удивляясь, продолжил свою ироничную игру участковый. – Интересно, и чем же мы сегодня закусываем?

Гуря напрягся, но решил держать марку:

– Тем, что на огороде выращено непосильным трудом.

Еще не договорив до конца фразу, он тут же начал жалеть о сказанном, увидев, как на глазах суровеет лицо майора, сходятся к переносице брови, становится грозным его взгляд. Наблюдения подтвердили и металлические нотки в голосе Тараса Бульбы, отчего непринужденный вид Гури и так и не успевшая окрепнуть в нем бравада мгновенно испарились:

– На чьем?

Гуря почувствовал – назревает гроза – и попробовал включить дурака:

– Не понял?

– На чьем огороде, говорю?

– Ясное дело, на чьем.

Участковый больше не стал продолжать дискуссию. Всем своим видом он показывал, что шуточки закончились. Он посмотрел на гражданского с сумкой и молча кивнул ему. Тот сразу же выступил на несколько шагов вперед, встал посреди летней кухни и осмотрелся. Буквально спустя несколько секунд взгляд его упал на валявшуюся под столом металлическую крышку с недавно открытой банки. Гражданский поднял ее, повертел в руках и, улыбаясь, словно бы нашел какую-то раритетную вещь, воскликнул:

– Вот! Это именно то, что нужно!

Тут же, порывшись в своей сумке и достав из нее закаточный ключ и лупу, он начал внимательно осматривать то крышку, то сам ключ, что-то мурлыча себе под нос, затем посмотрел на Тараса Бульбу, улыбнулся и, утвердительно покачав головой, подытожил:

– Они.

– Точно? – чувствовалось, что майор сказал эти слова больше для убедительности, нежели что-то уточняя.

– Семеныч, обижаешь! Даю гарантию, что вывод экспертизы будет положительным.

– Ну, ты гений! – восхищенно произнес участковый, проведя рукой по своему могучему затылку. Его суровость вмиг исчезла, а на лице выросла широкая улыбка. На мгновение могло показаться, что сейчас в летней кухне никого, кроме них, нет и в помине, что они забыли о Гуре и Шнуре, и вообще о том, что стало причиной их появления здесь.