С неожиданным проворством старуха рванулась назад в свою будку, но не тут-то было, коронер схватил её за шиворот. Потеряв равновесие, она села на сухую траву. Лобо вздохнул свободно: допрос продолжился известным ему способом.

– Так и было всё, клянусь! Я женщина слабая, одинокая, пожалейте меня!

– Кто? – не унимался Феликс. – Просто скажите, кто это сделал. Наказание за ложь дознавателям – полгода в тюрьме-яме.

Вдалеке послышались возгласы детей, высыпавших во двор, и коронер поспешил вернуть неразборчиво скулившую дворничиху в вертикальное положение.

– Я не знаю! – проговорила она, скорчив плаксивую гримасу. – Ничего не знаю!

Вытащить из неё связные показания надежды не осталось. Феликс отпустил старуху, чтобы она пришла в себя до нового допроса, раз уж назвалась свидетельницей, и та со внезапным проворством шмыгнула к себе в будку.

– Жаль, не могу разорваться, – проворчал он, повернувшись назад к площади. – Но ей несдобровать, если мы так и не отыщем циркачей.

– Н-да. Зацепки мы лишились, – вздохнул Лобо.

– Наоборот, нашли сразу две. Свидетельница и сам факт, что её одновременно подкупили и угрожали для закрепления эффекта. Она уверена, что мы не дадим больше, а полномочия не позволят нам сделать с ней совсем уж суровые вещи. Классика мелкого шантажа. Ч-щ-щёрт! – Феликс вдруг досадливо сунул руки в карманы. – Лет десять назад я бы за день-два раскусил эту задачку. Но сегодня меня хватит только на то, чтобы все факты собрать воедино и записать рабочие версии. Завтра мы должны выдвинуться в путь, если Инкриз не явится с повинной.

– Завтра?.. – Лобо забеспокоился.

– Эта ночь ничего не изменит, – ответил Феликс. – Только кости зря отдавим об землю. Доклад по другим опросам состоится вечером, он нам нужен. Не выезжать же на закате.

– А я бы попёрся хоть ради престижа что ли…

– О престиже поговорим, когда поймаем циркача.

– Кстати, куда едем в первую очередь?

Задумчиво цокнув, коронер проговорил:

– Здесь повсюду пустоши, на которых лагерь как на ладони. Инкриз вряд ли планирует скрыться где-то на природе. В городе удобнее, безопаснее. Бьюсь об заклад, он двигается к Юстифи или пытается залечь на дно где-то в этом направлении.

Слегка обескураженный, егерский капитан снова поплёлся домой.

У квартиры с южными окнами страшно нагревалась стена, и с середины дня до самой ночи там почти невозможно было находиться. Лобо лил на пол воду, заворачивался в мокрую простыню, но освежиться всё никак не мог. Нужно было обмозговывать дело, а голова объявила забастовку.

Поужинать он снова забрёл в «Чертовник», в тайне надеясь встретить Феликса, но тот, видимо, уехал в свой дом на отшибе города, где селились одни снобы. Лобо заметил, что коронер окончательно выпал из жизни городка: никого не знал, ни с кем не общался и редко прогуливался. Видимо, старик за жизнь здорово набегался и наговорился со всяким отребьем до оскомины, вот и спрятался за пресловутой белой изгородью собственного дома, о каком многим приходилось лишь мечтать.

***

Только забрезжил рассвет, Лобо, спавший после полбутылки дешёвого бренди плохо и чутко, вскинулся от стука копыт. Он рывком поднялся, открыл окно и тут же увидел Феликса в солидного вида старомодном седле.

– Едем? – спросил тот без приветствия.

– Я не думал, что так рано, – просипел капитан. – Могу я хотя бы кофе тебя угостить?

Любовь коронера к перекусам и перерывам победила деловой настрой и в этот раз:

– Хоть я и завтракал – не откажусь. Но у тебя четверть часа на то, чтобы очнуться, не больше.

Кофе из жареного ячменя был очень кстати очередным неприятно душным утром. Лобо держал чашку в одной руке, а другой хватал вещи, которые решил добавить в поклажу, и бросал их в седельные сумки. Краем глаза он наблюдал за Феликсом: тот растёкся в кресле и, казалось, вот-вот задремлет. Коронер, однако, просто берёг силы и щурился, как кот на солнцепёке.