На кирпичной кладке длинного дома виднелся прямоугольный след, оставшийся от вывески, под ним темнело закрытое окно. Офицеры зашли в подъезд и попали в тамбур, пахший крутым щёлоком.

Ближайшая дверь приоткрылась, из неё высунулась хозяйка этажа – женщина лет сорока с покоробленным глубокими морщинами лицом и вдовьей седой макушкой.

– Эспе нет дома, – ответила она тоном усталой консьержки на вопрос коронера.

– А куда он делся?

– Ушёл по своим делам. Может, в ущелье к дикарям, может, ещё где. Он мне не докладывает.

– И как давно его нет?

– С позавчерашнего вечера.

– Оп-ля! – обронил Лобо.

– Вообще-то Эспе никогда ещё не пропадал так надолго, я и сама удивлена, – она пожала костистыми плечами.

Феликс сменил тон на более любезный:

– У вас ведь есть ключи от его комнаты?

– Разумеется.

– А не могли бы вы открыть её?

– У нас нет разрешения от судьи, – напомнил Лобо.

– На обыск? Разумеется, но на осмотр разрешения не нужно, – доверительно навис Феликс над ухом капитана. – Мы ведь не собираемся всё перетряхивать и вскрывать пол. Комната принадлежит хозяйке, она имеет полное право нас впустить. Эспе – важный свидетель. Более того, с ним могло что-то случиться, и чем быстрее мы выручим шамана, тем лучше.

Рассуждения коронера вполне устраивали Лобо, но царапали его самолюбие. Он и не подумал бы так играть с уставом стражей порядка.

– Вы-то сами где находились в тот день, когда на площади убили Гиля Амьеро? – спросил Феликс, пока хозяйка близоруко целилась ключом в скважину ржавого навесного замка.

– Здесь, дома, где же ещё?

– Обещаю не таскать вас в участок. Скажите правду.

Женщина, не таясь, закатила глаза.

– В шестом часу я купила морковь для супа, но ведь всё произошло куда позже. Больше не выходила.

– Вам известен Инкриз, глава маленького передвижного цирка?

– Лично мы не знакомы, я лишь однажды имела разговор с его женой. Она показалась мне воспитанной особой и неплохой матерью. Наверное, какие-то личные счёты были у Амьеро и Инкриза. Но я ничего о них не знаю.

Возле входа в комнату снаружи стояла пара скамеек, как в присутственном месте. Лобо спросил себя: стал бы сумасшедший бродяга думать об удобстве посетителей? Впрочем, принести скамейки могли они сами или хозяйка.

Скрипучая дверь плохо совпадала с косяком. Было такое впечатление, что сделали её для другого проёма, либо доски чудовищно рассохлись. Жильцу она могла дать только относительную приватность, о защите речи не шло. Чешуйки охристой краски с неё явно не первый день осыпались на пол, где по ним равнодушно прохаживались туда-сюда, втаптывая в утлые коврики.

Грязной маленькая комната не казалась, если не считать мусором травяную труху и стебельки полыни, раскиданные, будто с умыслом, у двери и совсем узкой кровати. Вместо занавески на окне висел распоротый овощной мешок. Вещей и мебели было так мало, что просматривался каждый угол. Стол украшали кости животных, кипы бумаг с рисунками и записями да захватанные склянки с расслоившейся жижей. Трогать всё это решительно не хотелось, однако взгляд капитана зацепился за нечто до боли знакомое.

– А вот и запрещёнка, – пропел Лобо, вытряхивая из глиняной кубышки на лист бумаги сушёные грибы.

– Откуда ты знаешь? От обычных припасов их не отличить, – отозвался коронер, высовываясь в окно. – Помни всё-таки о презумпции невиновности.

Егерский капитан имел своё мнение на этот счёт и не самое демократическое, но решил, что спора с Феликсом он с честью не выдержит.

Он вернулся к своей находке. Эльтай был мелко раскрошен, как и тот, что продавали на улицах. Шаман зачем-то хранил откровенную дешёвку, хотя сам мог собирать грибы и сушить их как полагается – разрезав пополам – и не вылезать из сладких грёз. Товар такого качества в город не попадал, а вот бродяги и беста могли его себе позволить.