– Не могу себе представить, как они трахаются, – театральным шёпотом проговорил Вёх, будто сам себе. Впереди него обернулся и прыснул тучный мужчина, за что моментально получил от жены тычок.

Работяга немного повеселел:

– А что им ещё делать на обгаженных волками дальняках? Галинги не пьют и не играют в карты. Только молятся и делают детей. Коллективный брак – вот и всё развлечение.

– Коллективный? – с интересом переспросили девушки, тоже слушавшие проповедь.

– Ну да, они же как хотят женятся. У одной два мужа, у другого три жены и так далее. Свёкры лезут на невесток, потом не пойми чьи дети и как их называть.

– Это ещё что! – отозвался кто-то сзади. – Говорят, они ночью запираются в молельном доме и там уж кто кого!..

Проповедник почуял неладное и стал запинаться.

– А женщины все – твои жёны? – перебили его из толпы.

Вёх ухмыльнулся: процесс уже не остановить. Расплата за грехи и другие сказки никого не интересуют, у всех на уме простые вещи.

– А ничего, что эта вот сама ещё дитя? Сам про блуд впаривал…

Шалость удалась. Только Наг хотел подлить ещё масла в огонь, как заметил егеря, подъехавшего на шум. Тот достал волчатку и выразительно похлопал себя по сапогу. Большинство, увидев жест, притихло. Змеёныш поначалу стоял как вкопанный и боялся двинуться. Он узнал это лицо – брови в шрамах, болотистые глаза и острый кончик носа.

Спустя столько времени!

Егерь отвернулся, и Вёх, оттаяв, утёк за спины, затем юркнул между прилавков. На торгу бегать не дозволялось, особенно оборванцам – воров тут же бросали на камни и выворачивали карманы. Пытаясь успокоить колотящееся сердце, он слился с людским потоком. Он почти уверен был, что если егерь вспомнит его, то выследит и найдёт способ закончить кровавое дельце, начатое некогда на заднем дворе «Чертовника».

Для верности пришлось перебраться на противоположный конец рынка. Почувствовав себя в относительной безопасности, Вёх прикупил чаю из стручков рожкового дерева и кулёк жареных кузнечиков, который кончился досадно быстро. Закидывая в рот с ладони одно за другим ребристое брюшко в попытках заесть остатки страха, он стал наблюдать за повозкой, остановившейся под окнами дорогой мясной лавки. Из неё ничего так и не выгрузили, да и не походила она на товарную. На козлах сидел приличного вида мужик с подстриженной бородой, на тенте – ни одного пятна или дыры.

Когда Фринни с Инкризом явились открыть вагончик и лабухи заиграли со сцены первые песни, из повозки показалась знакомая компания: старик Амьеро с сыном. За ними волокли стулья несколько плечистых ребят. Опять он сел и пялился, теперь уже спокойнее.

Посмотреть и правда было на что: синхронный танец девчонок выглядел отлично, выучка принесла свои плоды. Вёх узнал в пышных юбках куски старых штор, цветы в волосах Тиса мастерила всю весну из лоскутков, фантиков да проволок, и они смотрелись совсем живыми. Два скользящих силуэта походили на кошек в ночи, сменяющиеся немые сновидения. В мелодичном гитарном бое проскакивало нечто древнее, а когда на сцену вышла девица с флейтой, выступление окончательно переросло в мистерию. Музыка в этот раз звучала куда приличнее. Видимо, лабухам в управе крепко досталось за тот позор, под который он сам еле ковылял на открытии ярмарки.

К кострищу они вернулись втроём с Тисой и Ваксой, так что пришлось всё-таки повозиться с кресалом, чтобы танцовщицы смогли отдохнуть. Вёха посетила смутная тревога из-за Корна, ведь тот не явился поглазеть вместе с синичкой и городскими ребятами, а теперь выяснилось, что и дома его нет. Однако Вакса выглядела спокойной. Она только делала вид, что теперь ей плевать, Змеёныш не верил в её равнодушие.