– Тапочки есть?

– Да-да, сейчас, где-то были.

Она кинула ему проеденные молью, темно-синие тапки, какие продавались на рынке из его детства, когда он с матерью гулял по поселку. Теперешние ощущения не имели ничего общего с ароматом беззаботной жизни ребенка.

– Я до сих пор не знаю, как тебя зовут, – вспомнил он, проходя по длинному коридору на кухню. Девушка как раз пыталась запихнуть кефир в дверцу холодильника, куда он все никак не хотел влезать. – Там полочка верхняя сбилась. Поправь.

Когда он аккуратно поправил полки, пачка спокойно поместилась.

– Что бы я без тебя делала. Я Оля. Сейчас еще посуду помою…

– Коля. Оставь посуду, давай где-нибудь сядем.

На подоконнике кухни стояла коллекция из пустых банок пива, в основном жестяных, ликеров и пивных напитков. Заметив взгляд, девушка поспешила оправдаться:

– Все времени не нахожу сдать на переработку. Вот и стоят там… Я не так много пью, ты не подумай.

– Да мне, собственно-то, все равно.

– Давай посидим на кухне. В гостиной не убрано.

Какое-то время они просто пили, иногда закусывая купленными чипсами, временами смеялись. Их беседа лилась ни о чем. Потом Оля открыла дверцу шкафчика с мусорным ведром, и молодой человек заметил использованные шприцы, едва не падающие обратно на пол из переполненного пакета. Она проследила за реакцией молодого человека. Громко выдохнув, открыла вторую банку, пока он еще не выпил и половины первой, сказала:

– Ты не подумай, я не наркоманка какая-нибудь.

Снова это «ты не подумай». С чего она решила, что он вообще будет о ней думать?

– Если ты скажешь, что это твои уколы витаминов, прописанные терапевтом, то я поверю.

– А если так, – Оля начала закатывать рукава своей застиранной водолазки. – Поверишь?

Бледно-фиолетовые пятна украшали сгиб локтя. Явно несвежие. Точечные маленькие синячки отдаленно напоминали чернику или голубику – разрежь кожу и достань.

– Сколько ты уже чистая?

– Полтора месяца.

– Тогда это что? – кивнул он в сторону мусорки.

– Вчера чуть не сорвалась.

– Чуть?

– Не сорвалась. Вспомнила всех, кого подвела. С работы уволили, мужик бросил. Мать звонила, пятнадцать минут распиналась, какое я ничтожество. Наверное, она права. Сижу, жалуюсь незнакомцу на жизнь. Должно быть, это жалко со стороны выглядит.

Оля усмехнулась, закусив нижнюю губу. Он подумал пару секунд.

– Да, весьма.

– Смотрю, ты слов не подбираешь, – без злости ответила девушка. – Хотя… наплевать. Ты первый, с кем я могу нормально посидеть и выпить.

– Зачем ты живешь?

Молодой человек вертел в руке банку с пивом, ставшим уже безвкусным и горьким. Дальше допивать не хотелось. Опустив глаза, собеседница некоторое время разглядывала собственные пальцы с искусанными и поломанными ногтями.

– Хочу выбраться из этого дерьма, – она окинула взглядом комнату. – Хочу снова жить нормальной жизнью.

– А сможешь?

– У тебя есть другие варианты?

– Да, – не отрывая взгляда от ее глаз, ответил Коля. – Он лежит в мусорном ведре. Общество уже поставило на тебе крест. На твоем месте я бы не сопротивлялся. По сути, все, что ты сейчас делаешь – это занимаешь чье-то место. Тратишь кислород впустую.

– Нельзя говорить такое людям.

– Почему? – усмехнулся молодой человек. Девушка отвела глаза, смаргивая слезы.

– Потому что это больно. И неприятно.

– Есть хорошая поговорка по такому случаю: «На правду не обижаются». Ты хотела правды. Я тебе ее дал. К тому же, – глоток кислого, выдохшегося пива. – Мы просто разговариваем. Сейчас я допью это пиво и пойду домой. А ты останешься здесь одна – думать о своей заоблачной судьбе без наркотиков.

– Замолчи! – сначала звук бьющегося стекла, постепенно гаснувшего в шипящем, растекающемся по полу пиве. Затем ругань. – Вот, блять!