– Лейтенант, – говорит мне Ванюгин, – водку, колбасу взял и требует еще, чтобы ты поменялся с ним пистолетами, иначе не даст все 9 т.

У меня был новенький «ТТ» в хорошей кобуре, и он, очевидно, его приметил.

– Покажи твой пистолет, – подхожу я к нему. Вытаскивает из потрепанной кобуры старый «наган». Делать нечего, отдал я ему свой «ТТ», а теперь скорее в часть, уже и так мы в дороге 18 часов. Еще полсуток простояли перед горловиной, проезд был закрыт из-за сплошного минометного огня, во многих местах лежневка была разрушена и ее восстанавливали. Наконец, разрешили ехать.

С каким нетерпением нас ждали! Командир дивизиона уже хотел посылать за нами гонцов. Это было накануне 8 марта 1942 года, приказано всем машинам заправить полные баки и быть готовыми к маршу. Ждали возвращения начбоя, который уехал в штаб 59-й армии за разнарядкой на снаряды, но его все не было. Как потом выяснилось, его задержали в штабе.

– По машинам! – и весь дивизион глубокой ночью двинулся из мешка, кругом стрельба, двигались в абсолютной темноте, каждый командир установки шел впереди ее и подсвечивал водителю. Так прошли самые опасные 15 км коридора горловины, не обошлось без потерь: разбиты две автомашины, одна установка серьезно повреждена, погибли четыре бойца.

19 марта 1942 г. немцы перерезали горловину, и вся 2-я ударная армия, вместе со своим штабом, ряд других частей, ее поддерживающих, оказались в окружении в этом злополучном мешке. Немногим удалось выбраться из окружения, приходили измученные, полуживые люди.

В дальнейшем, в марте, наши войска, после подхода резервов, разрывали кольцо окружения. Но пробитый коридор оставался узким и все время находился под усиленным огнем противника.

В окружении остались два других гвардейских минометных дивизиона. Вышли у них из окружения только несколько человек. Среди них один офицер, который рассказал нам, что их дивизион также получил команду выходить ночью на 8 марта из мешка. Но начальство решило отправляться в марш со знакомыми женщинами из санбатальона, загуляли и «пропили все».

Когда кинулись уходить, было уже поздно, правда все установки взорвали. Вот яркий пример преступного отношения «горе-командиров» к вверенным им людям и технике.

Почему же все-таки допустили, чтобы немцы закрыли мешок, неизбежна ли была трагедия второй ударной армии?

На эти вопросы многочисленные мемуары участников тех боев ответа не дали, учащают об этом и историки Отечественной войны. Мое мнение, причина одна: не было надлежащей поддержки наступательным действиям второй ударной армии. Армию создали, назвали ударной, и теперь наступайте, соединяйтесь с Ленинградским фронтом.

Надеялись, что немцы не имеют в этом районе мощных сил, какие у них были под Москвой. Действительно, основная группировка немецких войск была южнее, готовя летнее наступление 1942 года.

Налицо грубые просчеты Волховским фронтом. За аналогичные просчеты в армии противника командиры были бы разжалованы, в лучшем случае.

Представителем ставки на Волховском фронте был Ворошилов, на его совести также лежит трагедия второй ударной армии.

Глядя на схему, которая примерно выдержана в масштабе, даже не сведущему в военном деле ясно видно, насколько опасно было положение 2-й ударной армии, которая завязала в болоте, не имея нужной поддержки со стороны 59-й и 4-й армий, и, особенно, поддержки с воздуха.

Почти месяц дивизион приводил себя в «порядок», вышедшие из окружения солдаты и офицеры двух других дивизионов были включены в наш 6-й ОГМД.

Дивизион перебазировался в район г. Чудово, боевые установки все время выезжали на огневую и давали залпы по территории, занятой врагом. После того, как немцы завязали мешок, линия фронта выровнялась, положение на Волховском фронте стабилизировалось. Как с нашей стороны, так и с немецкой, войска понемногу перебрасывались на другие фронты. А в это время в многострадальном Ленинграде погибали сотни тысяч людей от голода и холода.