(Куда больше, и так дерёшь как в московской гостинице.) – Бельё моё, конечно, – поспешно добавила хозяйка. – Раз в две недели буду менять.
– Хорошо, бабушка. Возьмите деньги.
Я достал бумажник и отсчитал тридцать рублей. Интересно, придётся мне платить ещё? Как бы не хотелось, хоть деньги и казённые…
– Тебя как звать-то?
– Владимир.
– Володя, значит. А лет сколько?
– Двадцать пять, бабушка.
– Молодой, – вздохнула старушка. – А мне в мае семьдесят пять исполнилось.
– Ровесница века. А выглядите вы хорошо. Семьдесят пять никак не дашь.
– Маленькая собачка до старости щенок. Да, – спохватилась она, – паспорт отдай. Я его в милицию снесу. А то у нас строго насчёт этого.
Я беспрекословно отдал хозяйке паспорт. Интересно, обнаружат в паспортном столе, что он фальшивый? Впрочем, как им обнаружить?
– Бабуль, мне бы на вокзал сходить. У меня там вещи остались.
– Сходи, миленький, сходи. Располагайся.
Она, наконец, вышла из комнаты, а я пошлёпал на вокзал. Добрался до него за десять минут. Вынул из камеры хранения чемодан и заглянул в станционный буфет. Я с утра ничего не ел, и в желудке давно творилось, чёрт знает что.
Выбор в буфете был небогат. Но за неимением лучшего… Я взял пару варёных яиц, пяток холодных котлет, стакан чуть тёплого чая и каменной твёрдости коржик.
Нужно как-то решать проблему с питанием. Мне вовсе не улыбалась перспектива заработать язву желудка. На заводе наверняка есть столовая, и с обедом сложности не будет. Но вот завтрак и ужин. У меня даже ложки нет, не говоря о чайнике и кастрюле.
Я залпом выпил так называемый чай и, оставив буфетчице для дальнейшего использования нетронутый коржик, поспешил в свой новый дом. Там наскоро разобрал вещи и подошёл к хозяйке, которая в позе «зю» копалась в огороде.
– Марья Ефремовна, где у вас магазин?
– На соседней улице. Дойдёшь до каменного дома, повернёшь направо, там опять направо, в магазин и упрёшься.
– Марья Ефремовна, у вас холодильника нет случайно?
– Есть. На кухне стоит. Верка свои продукты на верхней полочке держала. И ты там храни.
– Спасибо, Марья Ефремовна.
– И посуду бери, какая свободная. Не стесняйся. А и разобьёшь – не страшно. Полно её, посуды-то. Не в могилу ж её тащить?
– Спасибо, Марья Ефремовна.
– И на огороде рви, чего надо. Лучок там, огурчик или морковочку. Только картошку не трогай. Её с умом надо копать. Лучше мне скажи, я сама нарою.
– Спасибо, Марья Ефремовна. Значит, направо?
– Направо, миленький, направо. Оба раза направо.
х х х
Это был маленький деревянный магазинчик. Едва ли не добрую половину полезной площади которого занимали бутылки с самыми разнообразными этикетками. Каких только вин, настоек и наливок там не было. В Калинине ассортимент подобной продукции значительно беднее. Местным алкашам раздолье в таком море разливанном. Впрочем, у них здесь имеется собственный ликёроводочный завод. Не может быть, чтобы на нём не было утечки. Может этим и объясняется ликёроводочное обилие на прилавке.
Подумав, я купил бутылку водки местного производства. Надо закрепить отношения с хозяйкой. Кроме того, взял полкило сливочного масла, килограмм российского сыра, килограмм шпика, два десятка яиц, пачку сахара, пачку чая, пачку печенья, буханку хлеба и батон. Засунул продукты в авоську и двинулся назад.
Когда я подходил к хозяйскому дому, из калитки выскочила молоденькая девушка с заплаканными глазами и, едва не налетев на меня, шмыгнула мимо. Я узнал в ней хорошенькую студенточку, мою соседку по автобусу. На ней и курточка была та же самая.
Интересно, что ей здесь надо? Родня? Но почему глаза на мокром месте? Впрочем, это её личное дело, и меня оно не касается ни с какого бока. Чёрт, а соль-то забыл! Я остановился. Разиня проклятый. Но не возвращаться же обратно? Попрошу у бабки.