– Молодой специалист? – прорезался, наконец, Николай Николаевич. У него оказался весьма приятный тенор. Должно быть, любит попеть, когда «нааистится» до нормы.

Елена Павловна утвердительно кивнула.

– Сто пятнадцать?

– Сколько Света получала?

– Сто тридцать.

Елена Павловна задумалась. Окинула меня оценивающим взглядом.

– Дадим сто двадцать пять. Пятёрка останется в резерве.

Николай Николаевич с сомнением покачал головой.

– Не положено.

– Ничего, – решительно ответила Елена Павловна, – этот грех останется на моей совести… Вы свободны, Николай Николаевич.

Николай Николаевич развернулся и запрыгал к двери.

Елена Павловна проводила его задумчивым взглядом.

– Давно пора на пенсию, – заметила она, едва за Николаем Николаевичем захлопнулась дверь, – да никак не найду подходящей замены. Пьёт, но дело знает. А в бюро, как назло, никто не годится… Может из вас получится что-нибудь толковое?

Ого, мне здесь ещё и карьера светит. Не выйдет из меня Шерлока Холмса, стану экономистом. Выбьюсь в начальники бюро. Подсижу Елену Павловну, займу её место. Чем не перспектива? Главное, что всё ясно и понятно: лижи высшего, долбай ближнего, гадь на нижнего. И вся философия. Не то, что у нас. Пропала девчонка, рой землю носом, ищи, где хочешь.

– Николаю Николаевичу не дашь шестидесяти, – ответил я.

– У него вредность. Впрочем, об этом рано говорить. Оформляйтесь, а завтра в восемь ждём вас на рабочем месте. До свидания.

– До свидания.

От Елены Павловны я вернулся в отдел кадров, оттуда меня направили в поликлинику. В поликлинике я прошёл такой плотный медосмотр, словно отбирался в первый отряд космонавтов, затем опять ООТиЗ. На этот раз меня принял Николай Николаевич, после чего я побывал ещё в нескольких кабинетах и лишь в пятом часу, измотанный до предела, переступил порог проходной.

На работу я устроился. Пора подумать о жилье. Что говаривал Нароков? Луначарского, 9, если не изменяет память.

Найти улицу Луначарского не составило особого труда: городок, действительно, был маленький, и язык у меня пока ещё не отсох. Не прошло и двадцати минут, как я оказался в нужном месте.

Дом №9 был крайним, стоял он на берегу реки, так что большая часть огорода находилась на круто уходящем вниз склоне. Мало удовольствия копаться в таком огороде. Зато с поливом нет проблем. Вода рядом.

Но сам дом к «последним» никак нельзя было отнести. Огромный крытый железом и обшитый тёсом домина с множеством разукрашенных резными наличниками окон и просторной верандой. Правда, железо пестрело кое-как наляпанными заплатами, краска на доме облупилась, половина наличников отсутствовала, доски основательно прогнили и кое-где оторвались, забор перекосился так, что было непонятно, как он вообще стоит – короче говоря, лучшие времена для дома явно «канули в Лету». Как заметил бы по этому поводу незабвенный Шерлок Холмс, в доме нет хозяина. И со своей, английской точки зрения он, безусловно, был бы прав. Но лично я ничуть не удивился бы, обнаружив пресловутого хозяина, находящегося в горизонтальном положении где-нибудь в луже у такого же гнилого сарая. Отнюдь не в трезвом виде, разумеется.

Ибо: у нас не Англия.

И потому: у нас всё возможно.

Даже невозможное.

Невозможен лишь Шерлок Холмс со своей дедукцией.

Потому и приходится работать нам грешным.

Копаться в такой грязи, в какой и десять Холмсов растворились бы без остатка.

Я осторожно приоткрыл едва держащуюся на одной ржавой петле калитку и, радуясь отсутствию «злой собаки», вошёл во двор. Поднялся на крыльцо и постучал в дверь.

Тишина.

Постучал громче.

Никакого эффекта.

Постучал значительно громче.