– В жабу? В жаб превращаться прерогатива царевен. Если в кого и можно меня превратить, так это в ленивца, причем для этого даже магия не потребуется. Щекотка меня парализует и превратит в овоща, – пролепетал Алексей и скрестил с подругой пальцы.

– Прерогатива… Царевны… Парение над всем статическим… Черный романтизм… Откуда такая высокопарная лексика в столь холодном месте? – улыбаясь, сказала Донара. – И с чего ты взял, мой красноречивый друг, что твоя пресловутая магия является чем-то добрым и светлым? Ты же ее отметил как достоинство?

– Какая бы она ни была, она в тебе есть, и мне это нравится. Думаю, я вне опасности.

– Ни магии, ни волшебства, ни чудес не существует. Прости, что открываю тебе глаза на мир.

– Что ж, здесь еще поспорить можно, кому все-таки придется открыть глаза. Это нормально – не замечать магии, не ощутив ее однажды, – возразил Алексей.

– Ой, ты меня утомляешь.

Тут Донара остановилась и засмотрелась на крапчатую с зайцами реку – очередной рукав Волги-матушки. Возле моста даже был пляж размером с парковку. Дальше – покатые берега и обрывы с буграми, клубнями сорняков, трещинами и норами, откуда выползают на охоту ящерицы – эти треклятые вараны для насекомых. Рядом, в зеленоватых от вереска и кувшинок заводях, за ширмой тростника и метлицы, жуирует семейство уточки и носятся непотопляемые водомерки. А дальше не то чтобы пройти, и заплыть нельзя. Несколько километров берега съедено верфями и фабриками, не то заброшенными, не то разрушенными. На волнах покачиваются заплесневелые, утлые рыбацкие суденышки и сносные катера, которые иногда брали напрокат. По краям затона груды бревен, которые перетаскивают здоровенные краны.

– Может быть, на пляж? Такая чудесная ясная погода, до дрожи теплый вечер, – попытался Алексей, коснувшись ее талии. Она чуть-чуть помолчала, а потом кивнула.

– А теперь представь, какая панорама открылась бы тебе с крыши! Дыхание бы захватило. – Тут он передал ей фотоаппарат, кторый доселе тоскал без дела, сказав: – Он нам еще понадобится. Вадим сказал: кассеты еще на полдюжины фото хватит. Один момент! Я только за покрывалом и фруктами сбегаю.

Алексей на радостях чмокнул подругу в щечку и побежал что есть мочи.

Липкое топленое солнце тонуло за кромкой горизонта, увлекая за собой шлейф подтаявших туч, безутешно омрачая необъятную плоскость неба. Какая-то завидная печаль таилась в этом сгустке иссякающей энергии, словно она вовсе и не убывала, а, точно вода, стекала в одну громадную емкость. «Редко когда увидишь такой закат, особенно если вообще не привык отрывать глаза от земли, от быта и всяких легендарных мелочей», – нечто подобное маячило на задворках сознания у Алексея, когда он прогуливался с Донарой по этажам. Рыжеватая краска на стенах, позолоченная солнцем, теперь напоминала как бы медную фольгу, и все ее трещинки, темные пятна со сколами казались незначительными. Так глядят на свою старую, поношенную любимую вещь, от которой приходится отказаться. Молниеносно оставив ступеньки позади и ворвавшись в секцию, в голосовую круговерть и брызги запахов, Алексей иронически ухнул и, прежде чем исчезнуть с краденым, приостановился в коридоре.

Там расположилось четверо товарищей, трое из которых были обращены к Вадиму, опирающемуся на умывальник и зычно цедящему слова вперемешку с сигаретным дымом.

– Слушай, а молодцы все-таки наши молодожены. Ты посмотри: тут тебе и водка, и селедка – чин чином. Я уже три раза успел наесться и столько же отрезветь, – сказал один из них по имени Гена, сутуловатый и тощий, перестав разглядывать кафель меж колен. У него был такой напряженный вид, словно он чувствовал себя обязанным вклинится в диалог.