Гудки ударили в ухо, резкие и внезапные. Аня отдёрнула телефон, глядя на экран – вызов завершён. Её сердце колотилось, пальцы дрожали. Хозяйка знала. И боялась. Дневник лежал на столе, неподвижный, но тепло от него витало в воздухе, мягкое, зовущее. Аня замерла, разум шептал: оставь. Но любопытство – её старая слабость, что гнало её в журналистике, – победило. Она любила тайны, а этот дом, этот город их источал.

Она зажгла лампу, свет упал на обложку, высветив руны, что казались мягкими. Открыла снова. «Привет, Анна. Ты ведь хочешь чего-то большего?» Она замерла, перечитывая. Другая Анна, подумала она. Это не ко мне. Но строчка цеплялась за неё, как голос, что шептал её имя. Дальше: «Все они хотели. И я помог». И новое: «Скажи, чего ты хочешь, и я услышу». Аня сглотнула. Удача? Деньги? Или что-то большее? Она листала дальше, и новая строчка заставила её замереть: «Я жду твоих слов». Напевая мелодию, она пыталась понять: зовёт он её или другую Анну, что жила здесь до неё?

Она закрыла дневник, отложила его на стол, её руки дрожали. Слишком личное, слишком странное. Но интуиция шептала: ответ не в нём, а рядом – в этом доме, в этом городе. Аня представила себя детективом, сжимающим лупу над старой картой. Где искать? В Старозёрске все друг друга знают, слухи живут в магазинах и на почте. Продавщицы, старушки у прилавков – они помнят всё: кто жил, кто уехал, кто пропал.

Она накинула куртку, схватила зонт. Дождь барабанил по брусчатке, туман глушил звуки. Почта? Нет, там угрюмая работница – с ней не поговоришь, только получит раздражённый взгляд. Аня свернула к магазину «Семья Павловых» – деревянная вывеска, потёртая временем, пахла историей. Дверь скрипнула, её окутал запах хлеба и пряностей. За прилавком стояла женщина – седая, в фартуке, с тёплой улыбкой, но глаза вспыхнули тревогой, когда Аня вошла.

– Здравствуй, милая! Новенькая? – её голос был хриплым, но живым.

– Да, недавно переехала, – Аня стряхнула капли с зонта. – Я Анна.

– Анна Павлова, хозяйка, – женщина рассмеялась, но смех был коротким. – Где поселилась?

– В старом доме у парка, на окраине.

Улыбка Павловой дрогнула, пальцы сжали прилавок.

– У парка… – она отвела взгляд, начала перекладывать булки, но движения были нервными. – Интересное место.

– Почему? – Аня шагнула ближе, её сердце ёкнуло.

– Ой, да кто там не жил, – Павлова пожала плечами, но голос выдал тревогу. – Молодёжь, девушки вроде тебя. Уезжали быстро, кто куда.

– Или менялись, – резкий голос ударил сзади. Женщина в тёмном платье, с острым взглядом, смотрела на Аню. – Лена уехала богатой, но странной. Катя пропала. Всё после того дома.

– Маргарита, не пугай её, – мягко упрекнула Павлова, но её глаза метнулись к Ане, полные сомнения.

– А что? – Маргарита склонилась ближе, её дыхание пахло мятой. – Дом даёт, что хочешь. Удачу, деньги. А потом что-то берёт. Всегда.

Аня сжала зонт, ногти впились в ладонь. Деньги. Заказы. Удача. Дар или сделка?

– Спасибо, – бросила она, голос дрогнул. – Пойду, дела.

Женщины переглянулись, Павлова кивнула, но её улыбка была натянутой, а Маргарита проводила Аню взглядом, острым, но задумчивым. На улице дождь усилился, туман глушил звуки, солнце садилось, окрашивая город в оранжевый. Аня шла домой, шаги тяжёлые, мысли путались. Дом смотрел на неё, ждал. И дневник знал имя – но чьё?

Глава 3: Первые записи

Аня вернулась домой, промокшая и уставшая, её шаги гулко отдавались в полумраке прихожей. Дождь стучал по стёклам, слабый свет фонарей пробивался сквозь занавески, рисуя длинные тени на стенах. Она щёлкнула выключателем – лампа мигнула, зажглась, залив холл тусклым жёлтым светом, от которого тени лишь растянулись ещё больше. Аня скинула ботинки, оставив их у двери – под ними тут же натекла лужица, тёмная и блестящая, – и прошла на кухню, потирая озябшие руки. Ей нужен был чай, горячий и крепкий, чтобы прогнать холод и тревогу, что цеплялась за неё после магазина, как мокрый шарф.