Аня взяла его в руки, и тепло – не холод, а странное, мягкое тепло – коснулось пальцев. Она удивилась, но сжала крепче, напевая тише, чтобы успокоить нервы. Узоры на обложке – тонкие, как руны или письмена, – проступали под пальцами, будто вырезаны с умыслом. Чужая вещь. Листать – значит вторгаться в чужую жизнь, в тайны, которых она не должна знать. Её учили уважать границы, но здесь, в этом доме, правила казались размытыми. Журналист в ней – тот, что копался в архивах и выуживал истории, – проснулся, подгоняемый любопытством, острым, как игла. Что, если это история, ждущая своего часа? «Просто тетрадь», – шепнула она, глубоко вдохнув, и открыла дневник.

Первая страница была пуста, лишь слабый запах чернил витал над ней, сладковатый, как старое вино. Она перелистнула дальше. Записи – выцветшие, но тёплые, как шепот, с вмятинами от пера, мягкими и ровными. Почерк менялся: то уверенный, плавный, то мелкий, задумчивый, будто писавшие размышляли о чём-то важном. Несколько человек? Семья, что делилась мыслями? Аня листала дальше, вглядываясь в строки: «Я нашла его здесь», «Он знает, что мне нужно», «Всё стало проще». Слова были простыми, но цепляли, как голос друга.

На одной из последних страниц чернила были ярче, свежее, будто их нанесли недавно. Аня замерла, её пальцы дрогнули. «Привет, Анна. Ты ведь хочешь чего-то большего?» Аккуратный почерк, мягкий, но чернила чуть растеклись, придавая словам глубину. Её имя. Лично. Она сглотнула, сердце заколотилось в груди. Анна – имя не редкое. Может, это не к ней? Может, другая Анна держала этот дневник, другая женщина, что жила здесь до неё? Она знала, как легко разум достраивает совпадения – в журналистике она не раз попадала в такие ловушки, принимая случайности за знаки. И всё же… строчка казалась живой, будто смотрела прямо на неё. Аня покачала головой. Нет, это глупо. Просто старая запись, совпадение. Но тепло от обложки усиливалось, и сомнения шевельнулись глубже: а что, если он знает? Что, если это не случайность?

Она перелистнула страницу. «Все они хотели. И я помог». Аня нахмурилась. Кто «они»? Прошлые жильцы? Женщины, о которых шептались в магазине? Слова были мягкими, почти дружелюбными, но в них сквозило что-то ещё – намёк, который она не могла уловить. Ещё страница: «Скажи, чего ты хочешь, и я услышу». Удача? Деньги? С этой недели заказы сыпались сами – клиенты, которых она не искала, звонили один за другим. Совпадение, конечно. Или нет? Дневник лежал в руках, тёплый, почти живой, и её разум метался: это просто старая тетрадь, память о прошлом жильце, или что-то большее?

Она положила его на стол, руки дрожали. Тень от обложки легла мягко, почти уютно. Аня уставилась на него, напевая мелодию, чтобы успокоить нервы. Что, если это не к ней? Что, если другая Анна писала это, а она просто нашла чужую историю? Но имя жгло её мысли, как заноза. Она схватила телефон, набрала хозяйку. Гудки резали тишину, пульс бил в уши. Наконец раздался голос – хриплый, старческий, с ноткой напряжения.

– Алло?

– Добрый день, это Аня… Я в вашем доме, – начала она, голос дрогнул. – Нашла дневник. Чёрный, с записями. Там… имя Анна. Это ваш?

Тишина в трубке стала тяжёлой. Аня услышала, как женщина сглотнула, её дыхание участилось.

– Дневник? – голос упал до шёпота, дрожал. – Чёрный? С именем?

– Да, – Аня сжала телефон, её пальцы онемели. – Он… будто зовёт кого-то.

Женщина шумно выдохнула, будто сдерживала дыхание слишком долго.

– Послушай меня, девочка, – её голос стал резким, но ломким. – Не трогай его. Оставь, где лежит. Он не мой. Он… – Она осеклась, её голос дрогнул. – Он сам найдёт, что ему нужно. Не пиши в нём, слышишь?