Итак, он сидел в глухом подвале и пытался проглотить абсолютно безвкусную кашу с тремя полосками сушеного мяса, запивая всë это водой неизвестного происхождения. После трëх суток лесного хардкора, полубог был рад расслабиться и побыть в тишине, наедине с собой. Тишине… Эйн на уровне подсознания услышал наверху топот и крики, но после тяжелого рабочего дня не мог сделать и шага в сторону лестницы. Переполох становился громче, верхняя дверь глухо скрипнула. Затем распахнулась железная дверь в подвал. К удивленному Эйну выбежал испуганный и ошарашенный Веди. Он заикался и жадно глотал воздух ртом, дополняя скомканную речь жестикуляцией:

– Ты ш… наверху нет… а я… хах… папка там это! Помоги!

Эйн сам не понял какой бес заставил его сорваться с места и в три прыжка вылететь из подвала. Неужели он за столь короткое он время успел проникнуться сильным уважением к этому человеку? Неужели вместе с болью ушла и злость на бедного мужчину, оставляя второе по силе чувство, сострадание? Или всë было куда как приземленнее и руководствоваться приходилось чувством собственной безопасности? Он выбежал из дома и помчал в сторону открытых ворот.

– Ыаа-аа, – рядом со входом в захлеб плакал старший. Подле него стояла сестра, поджав губами и взирая на мать. Литра тащила за ворот своего мужа и слëзы катились по её щекам. Она редко плакала и даже два года назад, когда семье приходилось голодать, а Мисаул получил свой шрам, стойко сдерживала свои чувства. Но сейчас, глядя на подранную ногу мужа и понимая, что всякая магия бессильна вернуть всë как было, грозовая туча отчаяния пролила свои капли. Увидев Эйна, рыдающим голосом она взмолилась:

– Помоги! Помоги ты! – не столько прося о помощи, сколько подсознательно пытаясь переложить всю ответственность, забыться и отринуть действительность.

Парень вмиг очутился рядом с лесником и лишь сейчас увидел всю плачевность его состояния. Нога, плотно перетянутая жгутом выше колена, болталась как порванный лист и явно нуждалась в ампутации. Другие конечности тоже были переломаны в нескольких местах, а руки лишены большинства ногтей. Обратный путь ему, по всей видимости, пришлось преодолеть ползком и даже так, истертое временем ружьë, как верный друг осталось висеть на стойких плечах. Эйн остолбенел. В диких условиях последних экспедиций видеть подобное приходилось не раз, но каждый раз был для мужчины как первый. Он не знал, что может сказать человеку в таком состоянии, пусть и сам в нëм оказывался. Не знал, как подступиться, чтобы взять его на руки. Но когда наклонился, Мисаул в полубреду схватил его за ворот, подтащил поближе к себе и засипел слабым тенором:

– Хозяин леса и хозяйка глубин со своей свитой. Созвучно со словом беда. Неслись куда-то сломя голову, чудом жив остался. Как славно, что ружье заклинило, такую бы наглость они не спустили. И всë же я рад. Смог наших покровителей своими глазами увидеть, пусть даже и поплатился. Ты… побудь тут еще недельку. Я оклемаюсь, тогда и пойдем в деревню, уж Литра что-нибудь придумает, – Замолчал. Уставился на свою жену. Губы шевелились, но охотник не издавал ни звука. Однорукий Эйн схватил его за торс, взвалил на плечо и потащил в дом. Он понимал, что ребра тоже могут быть сломаны, однако не предполагал других возможностей быстро переместить мужчину.

****

«Не повезло ему. Каков шанс выйти и наткнуться на беду? Литра велела сидеть в подвале и всë бы ничего, но есть один нюанс, причиняющий дискомфорт и шепчущий безумием. Словно месть за грязные мысли, кармическое наказание за прошлые проступки, ведь в подвале она закрыла ещë и детей. Орущих и плачущих детей. Ну, во всяком случае двоих. Младший держится спокойно и теперь я понял, чем он отличается от отца. Веди умеет думать наперед».