– Ну что всё обо мне да обо мне. Я перед тобой всë как есть выложил, теперь твоя очередь. Ты ж со стороны города вышел, городской небось!? Колись, как там живется? Я хоть детям расскажу, чего им светит. Э, я имел ввиду сам расскажешь, сам. Но мне ведь тоже интересно! – мужчина замолчал и в ожидании ответа посмотрел на Эйна, но так и не дождавшись, продолжил, – в деревне только и говорят, что надо в города устремляться. Мол, с последней красной луны двести лет минуло, поизвились монстры, друг друга пожрали и нет нужды от них по лесам прятаться. Остались только самые сильные, мудрые, но с ними и договориться можно. Да и люди из городов возвращаются сюда всë меньше. Вот Горий, торговец. Раньше отменную сталь привозил. И лопаты, и топоры. До сих пор верой и правдой служат. Да пять лет как запропастился, не слуху не духу. А у него в деревне матушка-старушка. Всë новые весточки ждет. А пишет он часто, мол, жена, дети уже, богатством обзавелся, обещается приехать скоро, да никак вырваться из дел не может. А она его в ответных письмах торопит. Давай, пишет, приезжай, внучиков покажи, а я вас пирожками побалую, как в детстве. Да не доедет я думаю. Не, доехать то доедет, а не к кому. Больная она стала. Месяц назад я был, еле ходила уж. И кашель злорадный, как у моей… эх… – помрачнел, морщины на его лице стали намного выразительнее. – В общем, нет больше стали хорошей. Привозят во, – указал на нож в кобуре, – точить изо дня в день надо. Считай, в руках разваливается.

Мужчина понял, что его вновь понесло, посмотрел на Эйна и томно выдохнул, – вот и поговорили.

Последний был внимательным слушателем. Это не раз пригождалось полубогу в налаживании контактов с далекими пигмеями. Умение воспринимать и постигать традиции, для их дальнейшей аккультурации. Слова четко улавливались его ушами, но взгляд был пристально уставлен на ровный строй муравьев, бегущих по дереву. Внутри их маленьких телец билась и пульсировала розоватая дымка. В траве и стволах – более тусклая. Охотник был окрашен в насыщенные, пурпурные цвета, приближенные к фиолетовому. Лишь несколько пятен внутри оставались смолисто чëрными, цепляли взгляд и становились занозами, подобно заметному человеческому уродству, то было уродство внутреннее. Избегая абстрактности, можно сказать, парень видел состояние тела мужчины. Чувствовал, как бьëтся его сердце и как легко его остановить.

Он давно осознал в каком положении оказался и даже не предполагал, что ему делать. В глубине души Эйн понимал. Ему уже никогда не вернуться к прежней жизни, не встретить отца и друзей. Всë это время в тонусе его держала жестокая борьба за выживание в кошмарном лесу, а сейчас, выслушав рассказ охотника, осталась пустота. Он далеко не так представлял себе посмертие. Не так, как его пророчат проповедники на родине. Обычный мир, наполненный страданием и болью.

Имея в распоряжении бесконечный цикл перерождений что, в сути, является худшей формой бессмертия, он действительно начал упускать ценность жизни. Как ребенок, заполучивший желанную игрушку и тут же потерявший к ней интерес.

– Я не помню, как оказался в лесу. При мне были амулет и кольцо, даже памяти я лишился. – Эйна хватило лишь на жалкую ложь.

– Амулет, да? Славная побрякушка. Да только кольца на твоих пальцах я не видел. Даже на оторванных. А знаешь, как легко вычислить нежить? Она грезит воспоминаниями о прошлом, – его рука потянулась к ружью, что не могло остаться незамеченным. Не излишне будет сказать, в такие моменты Эйн ненавидел свою поспешность. Выставив имущество на показ, он допер: «Неужели его не видно? Да, появление украшений и для меня оставалось загадкой, нет, остается до самых пор, но даже так…»