Вот теперь он взвыл. И меч выронил, и меня выпустил.

Бросилась в дом, схоронилась в тёмном углу, как загнанный зверёк, и до самого вечера мысли не могла в порядок привести. Они метались от мужчины черноглазого, такого незнакомого, до Иржича злющего. А то, что свояк не простит за то, что при всех его опозорила, понимала. Теперича особливо быть осторожной надобно.

А что ж теперь с Рагнаром делать?

Волколак-Зверь – одно, а при хлопце могучем да красивом бегать и ногами сверкать – другое… И ни пообниматься уже с ним, ни чмокнуть в нос, ни потрепать ему шкуру больше не смогу…

Славушка

Следующий день маялась, места себе не находила. На тренировке не раз получала нагоняй от Вонича за то, что его не слышала. А потом ещё сильнее погрузилась в пучину неутешительных мыслей так, что очнулась, только когда боль меня ослепила. Она вырвала из задумчивости, погрузив в темноту. Мир покачнулся, и я ухнула затылком и спиной наземь.

Несколько секунд приходила в себя, слёзы смаргивала и нос руками зажимала. Рот сладостью наполнился, дышать совсем нечем было, и я сплюнула багровую жижу на землицу.

Кровь!

Глаз один заплывал, ещё пуще слезился зрачок, нарезанный ресницами, застилая влагой обзор. Но Иладу я бы и слепой по голосу ядовитому различила:

– Тварь белобрысая, я тебе…

Её шипение перекрыл другой голос, Вонича:

– А ну разошлись! – напряжение вокруг спало, и воздуха стало больше. Девки тотчас расступились в стороны, хотя до сего, нас кольцом обступив, шептались, хихикали, надо мной потешаясь.

– Что за балаган? – рявкнул Вонич. – Это ты её? – секундой погодя, без упрёка, просто уточняя, бросил вопрос Иладе.

– Идиотка ежели, я тут причём? – буркнула со смешком девушка.

– Эх, – наставник ко мне сильнее склонился. Рывком за лямки сарафана на ноги поставил и едва не пинком с ристалища отправил:

– Дарюшка, сопроводи её, – отдал указание.

– Как вышло? – требовательно прозвучало за спиной, я чуть ли не наугад шла, пока меня Дарюшка под руку не поймала.

– Как, как? – позади возмущалась Илада. – Вы задание дали, эта дура мне в пару досталась. Я ей говорила, ставь блок, как вы сегодня учили, но она, калеченная, меня будто не слышала. Я всегда знала, что она не от мира сего! – голос злыдни становился всё тише, Дарюшка меня утягивала прочь с площадки. – Вот она и пропустила первый же удар…

Да, обидно стало, но как бы ни было тошно, а виновата я сама. Права Илада. Ежели б была умом на ристалище, а не тонула в пучине мыслей, так глупо не получила бы.

А стало быть, сама виновата!

Пропустила занятие важное, а нас, наконец, стали рукопашному бою обучать. Вернее, Вонич смилостивился и решил показать несколько приёмов, о которых я так упорно молила. Молила, вымолила, да сама же показала, как несерьёзна…

Дарюшка меня сопроводила до лекарки. Бабка Радима жила на краю селения в крепком домике. Лекарка даже не спросила, что случилось. Девку прочь, а мне кивнула на скамью подле столика, заваленного пучками трав. Видать разбирала, да мы помешали.

– Сядь!

Я послушно выполнила приказ.

Радима студёной водой мне лицо окатила, кровь тряпицей утёрла. И пока я жилище её взглядом обводила, – а была тут за всё время лишь раз, когда лодыжку подвернула, и она мне капустный лист повязывала, – лекарка луковицу с вязанки на окне сняла. От шелухи избавила. Отрезала четвертинку. Поворчала, что уж не так свеж овощ, но упорно в ступке давила. Потом соли добавила и получившуюся кашицу в тонкую ткань завернула да мне протянула:

– Приложи на ушиб… – Велела день-два, пока отёк не сойдёт, на занятия не ходи.

Я тяжко выдохнула и домой поплелась. По дороге опять так погрузилась в мысли, кляня себя за несобранность, что теперь Иржича пропустила. И глазом не успела моргнуть, а уже к стенке бревенчатой оказалась прижатой.