–Мы будем что-то вроде Атоса, Портоса и…– неуверенно сказал Андрей.

–Нет, блин! – обрадовался Женёк. – Мы будем Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф!

Не многие заметили, но в серой толпе было несколько человек из хутора Казакова, откуда пригнали арестованных. Чужаки пристально следили за всем, что происходило. Среди них была Александра Чёрная. Дочь казака Григория Александровича была воспитана в традициях своей семьи. Смелая, честная, прямая, как отец. Красивая, как все казачки, она никогда не страдала дефицитом внимания у хлопцев. К числу добродетелей можно было добавить завидное трудолюбие. Если она в поле, то работает до седьмого пота. Если она в хате, то в ней всегда пригоже. Гордился отец своей Санечкой. Особенно когда соседи говорили, какая невеста растёт. В шестнадцать лет подарил он дочери золотое колечко. Это был для неё самый дорогой подарок, с которым она не расстанется до конца дней.

Сам Григорий Чёрный происходил из старинного донского казачьего рода. Его далёкий предок, звавшийся так же, Григорий Чёрный, был знаменитым хопёрским атаманом. Его казаки основали несколько казачьих станиц севернее от Романовки. В 1773-1775 годах прадед нашего Григория Чёрного в числе хопёрских казаков участвовал в подавлении пугачёвского бунта, лично видел Пугачёва. После, спасаясь от переселения хопёрских казаков на Кавказ, бросил всё имущество и ушёл в наши места, где основал хутор Казаков. Отсюда уходил на империалистическую сам Георгий. С германской принёс он немецкую пулю в ноге, кривой шрам от штыка на левом боку и «Георгия» на гимнастёрке, орден за то, что лично пленил отряд немецких диверсантов-разведчиков в количестве восьми человек, которые заминировали железнодорожные пути и захватили в качестве «языка» штабного офицера. Вернулся герой с войны, думал, что теперь заживут. И хозяйство поднимут, и ещё детишек народят. Да не тут-то было. Географическое положение хутора помогло избежать его жителям волны расказачивания после Октябрьской революции. Но не помогло от продразвёрстки.

«Два Георгия, – говорил Чёрный, – защищают нашу хату». Ныне не было защитников у семьи казака.

—Вон там, под тополями, стоит красная «семёрка». Идите туда. Я сейчас. – скомандовал лейтенант двум бывшим арестантам и, по стечению обстоятельств, землякам.

Андрей и Александр Иванович подошли к «Жигулю». В общении повисла напряжённость. Тогда Андрей стал рассматривать автомобиль. С водительской стороны он выглядел достаточно достойным своих двадцати лет. В остальном, его состояние оставалось желать лучшего. Кромки крыльев «семёрки» покрывала такая сильная ржавчина, что местами были заметны сквозные щели в металле. Похоже, недавно машину хорошо мыли. Поэтому пыль шмелёвской грунтовки плотным ровным слоем налипла на когда-то яркие гранатовые бока, сделала их матовыми. Правая фара по меньшей мере если и не была новой, то уж чище левой точно. Там рядом была и вмятина на капоте. Зеркало заднего вида со стороны пассажира было сломано и болталось на разбитых креплениях. Вообще правая сторона «Жигуля» представляла собой довольно печальный вид, как будто владелец был любителем парковать своего «коня» в колхозном саду. Двери были сильно поцарапаны. Декоративный уголок куда-то девался с балки бампера. Обод колеса с той же стороны был в крупных коричневых точках. Андрей присел рядом и поковырял пятна на колесе. Под ними была густая, как кисель, субстанция. Между пластиковым подкрылком и железом крыла набилась луговая трава – обычное дело для деревни. Зелёно-жёлтые стебельки с куцыми метёлками торчали, как ресницы. В решётке радиатора так вообще застрял прошлогодний сухостой. Да, нужно было очень сильно не любить свою машину, чтобы отважиться на подобный тюнинг.