–Да! – осенило участкового. – Мы же с тобой, земляк, столько вместе пережили, а не знакомы официально! Ну, тебя я знаю. А меня зовут Евгений Владимирович Волков. Для друзей – Женёк. Ну, что, мы теперь друзья?
–Угу. – буркнул Андрей.
–А теперь поговорим, как друг с другом. Андрюх, ты у нас парень-то деревенский? – начал лейтенант. – Ну а если да, то не мне тебе объяснять, что в селе всё у всех на виду.
Из «Полиции» нескладной подпрыгивающей походкой вышел старичок, которого задержали вместе с Андреем. То есть, в принципе, он и не старичок вовсе. Пока он направлялся к сидящим на лавочке, Андрей вспомнил и обожжённые руки, и смиренное поведение, и леденящую своей приторностью улыбочку. Старичок поравнялся с ними и остановился. Зачем? Пусть шёл бы своей дорогой! Может, ему нужно быстрее. Лейтенант чуть привстал и протянул руку странному старичку:
–Здорово, Иваныч. Далеко собрался? Садись. Сейчас поедем. Вот, передохнём с Андрюхой. У нас тут сейчас ух какая «Куликовская битва» была! Пересвет в кроссовках и Челубей под мухой.
–Так. – снова улыбнулся своей нерадостной улыбкой Иваныч. И чем закончилось историческое противостояние?
–Как всегда, наши победили. А почему? Потому что на нашей стороне правда. Да, Андрюх?
Андрюха виновато улыбнулся и кивнул. «Сейчас поедем» – на девяносто девять процентов эта фраза означала скорую встречу с матерью.
–«Мне руку поднял рефери, которой я не бил»25.– процитировал Высоцкого участковый.
–Я только рад, что на стороне правды и добра оказалась и молодость. А мы с вами, молодой человек, товарищи по несчастью. Очень рад, что вы так же, как и я, оказались непричастными к этому неприятному происшествию.
Лейтенант, который оказался на лавочке между двумя «маньяками», попытался загадать желание, но сбился с мысли. Тогда он пожал руку Иванычу и с иронией воскликнул:
–Поздравляю! На свободу – с чистой совестью!
Он повернулся к Андрею:
–Так вот, Андрюх, на деревне всё видно. Поэтому я лично прошу тебя хотя бы представить, не понять, ситуацию. Кадра, который напал на тебя, зовут Кириллыч. Это отчим Вована, который валялся в канаве у дороги. Лет двадцать назад он сошёлся с матерью убитого, когда она была вдовой. У неё муж погиб ещё в первую чеченскую. Стали они жить в Памятке, «на совхозе», по-нашему. Вована Кириллыч малышом усыновил. Сам-то он не мог детей наделать. Проблемы с этим. А Вована полюбил, как своего. Эта-то любовь и наделала бед. Вован вырос избалованной сволочью. Делал, что хотел. Начал выпивать, пить, воровать. По телефону деньги вымогал. У односельчан отбирал. Отчима не признавал, посылал и его, и свою мать. Связался там с какими-то бандюками и сам бандитом стал. Отчим с катушек слетел и тоже стал пить. Жену ревновал по-чёрному. Бить её начал. Вот так и изменилась жизнь замечательной, счастливой семьи. Ты на него, Андрюх, не сердись. Мужик, может, и не виноват в том, что произошло. Так вот живёшь, лелеешь чадо, а оно тебя на … и в … посылает. Я б, наверное, тоже не выдержал. А с другой стороны, кто же его, Вована, воспитывал? Он. И отвечать за это должен кто? Он. Мы в ответе за тех, кого приручили. Оно, конечно, никто от этого не застрахован. У меня самого дочь растёт, и я не знаю, может, что-нибудь неправильно делаю… Но так, по совести, простить бы его?
Андрей кивнул.
–Вот и ладно. А он вообще только, что откинулся26. Дома, чудик, надебоширил по пьяни – пятнадцать суток отбарабанил, хе-хе. – довольно хлопнул себя по коленям участковый и повернулся к внимательно слушающему их Иванычу. – Как дела, Александр Иванович? Как тебя угораздило?