– Никак не думал, что так случится, – озадачился он.

– А вот зря, боярин, думать теперь в Русском царстве надо обо всем, – помрачнел боярин Чипков. – Все теперь в Великой Московии ненадежно. Под каждым из нас ненадежно. – Он сделал длинную паузу. – После того, как тебя, боярин, объявили убитым, все поверили в это. Кроме меня и боярина Юрьева Никиты Романовича. Ну не мог я поверить, потому что давно знаю тебя. Ты живуч и настырен, тебя легко не сломаешь.

«Так вот, оказывается, каким я должен быть!» – отложил в голове Алексей. Однако хоть и прозвучала фамилия боярина Юрьева, пока это не принесло новых открытий. Он продолжал молчком слушать. Боярин Пётр Владимирович выкатывал слова, точно толкал в гору тяжелую бочку:

– Не в твоих правилах сломя голову кинуться в побег, чтобы потом попасть под стрелу врага. Ты сначала все обдумаешь и после будешь весьма осторожен. Боярин Юрьев решил, что недостаточно полагаться на слова одного раненого служилого воина, тот соврет – не почешется, следует другую сторону услышать. Он упросил князя Старицкого Владимира Андреевича, чтобы отправил грамоту королю польскому Сигизмунду о содействии в твоем освобождении из ливонского полона. С королем Сигизмундом у князя Старицкого давнишние прочные связи. А у короля Сигизмунда есть влияние на ливонцев.

Алексей слушал и не верил ушам своим. Что же это за боярин Алексей Борисович Касмаев, к роли которого вынужден теперь пристраиваться он, коль за его спасение поднимают на ноги королей? Не только про боярина Юрьева Никиту Романовича, Григория Лукьяновича и князя Старицкого Владимира Андреевича он понятия не имеет, но совсем ничего не знает о боярине, за которого принимают его самого. Да уж действительно, в Русском царстве ухо надо держать востро. Но зачем ради боярина Касмаева столько стараний нагромоздили? Боярин Чипков этого не сказал, он упорно вкладывал в голову Алексею всю историю с освобождением боярина Касмаева, словно тыкал носом: дескать, видишь, сколько сил было положено на твое вызволение, цени это, цени!

– Надежда была, что король Сигизмунд непременно пришлет грамоту с положительным ответом о твоем здравии, боярин. Но по прошествии времени князь Старицкий получил вести безрадостные. Ливонцы сообщили, что ты и боярыня твоя убиты при бегстве из полона. Боярин Никита Романович был расстроен вестью и остыл к твоим поискам. Однако вскоре после этого служилые холопы в вотчине твоего тестя словили ливонского лазутчика, который говорил, что ты, боярин, и твоя боярыня живы, и затребовал за вас выкуп. Ему не поверили и заперли в чулане, послав весть о нем Григорию Лукьяновичу. Однако лазутчик изловчился и бежал. Его пустились искать. Несколько дней и ночей он путал следы. Ушел далеко. Потом был ранен в ногу, но сумел схорониться в лесу. А там на него наткнулся Косой. Из его бреда понял, что речь идет о тебе. Другой бы вышиб ему мозги и бросил. Но Косой не стал добивать, притащил к этому двору, ближе всех оказался. Тут мои холопы нашли его. Когда я услышал от ливонского лазутчика, зачем он здесь, я сообразил, что ливонцы обманули короля Сигизмунда, потому что захотели получить богатый выкуп за тебя, какого от короля никак не получили бы. Я утаил от всех, что держу лазутчика у себя под запором, хотя государевы люди искали его повсюду и являлись сюда с вопросами. Но я держал его как заклад за твое житие. За вранье – смерть животу его.

– И где же этот лазутчик, боярин Пётр Владимирович? – не утерпел Алексей, вопрос вырвался из его рта сам собой.

– Неужто ты, боярин, думаешь, что я отпустил его? – вскинул удивленно голову боярин Чипков. – Он еще едва подниматься начал. Держу под запором до той поры, пока не увижу тебя. Теперь вот можно и взашей прогнать. Беды от него вряд ли какой можно ждать, а пользу уже всю возымел.