За окном уже исчез индийский берег, вокруг простирался бесконечный океан. Казалось, небо и вода соединились где-то на горизонте, который был размыт и не различим. Словно ленивый художник плеснул темно-синей акварели на бескрайнее полотно, и ушел, не сделав ни единого мазка. Вилфорд посмотрел в иллюминатор на эту скучную индиговую монотонность и вздохнул. Он знал – ночь в Индии наступает быстро.

Она чувствовала, что кто-то, подкравшись сзади, с силой сдавил её шею, а потом скинул в бездну. Кто её толкнул? Кто-то исподтишка, трусливо и подло. Она ясно слышала удары своего сердца. Они, как набат, были тревожные и лихорадочные. Почему она так долго летит, и откуда странная боль в горле? Как будто оно набито шипами роз или колючками померанца. И хочется глотнуть, а не получается… Юля, открыв глаза, осторожно посмотрела по сторонам. Несколько секунд она была потеряна в пространстве и во времени. Ей было страшно, как в этом недавнем сне. Темно, «хоть глаз коли», – говорила в таких случаях бабушка. Что-то шевельнулось справа, будто мелькнула чья-то тень. Мысленно убеждая себя, что это был всего лишь сон, женщина почувствовала, что тревога всё равно её не отпускает. Она живет не только внутри, но и снаружи, нашептывая пугающие мысли и обманывая зрение, как в детстве, когда под покровом ночи казалось всё загадочным и страшным. Так тихо. Ни привычного шума трущихся об асфальт автомобильных шин, ни металлического скрежета колес трамвая о рельсы. Нащупав спинку кровати, она потянулась к проводу. Щелкнула выключателем настольной лампы. Её теплый неяркий свет сразу сориентировал женщину в пространстве. Ну, всё понятно, она на даче. Юля, наконец, смогла с трудом сделать глоток. Неужели заболела? Совсем некстати. «Что мог значить этот кошмарный сон с полетом в бездну? И где это я?» – мелькнула мысль. Она поднялась и подошла к окну. Утренняя прохлада сменила душную августовскую ночь. Юля поёжилась.

– Воскресный сон сбывается до обеда, – оптимистично успокоила мама за завтраком, когда дочь поведала о странном падении.

– То есть, хочешь сказать, что если до обеда ничего не случится, можно не волноваться? – усмехнулась журналистка, прихлебывая горячий душистый чай.

Они сидели за круглым столом на тенистой веранде, обвитой со всех сторон фиолетовыми вьюнками, словно лианами. С фигурного носика пузатого самовара монотонно капала вода прямо на серебряный поднос.

– Ну, скажи, кто здесь-то тебя может столкнуть, а главное – куда? – хмыкнула Людмила Алексеевна и тут же пошутила. – Никого кроме нас на десяти сотках. Ты, да я, да мы с тобой.

– Вопрос, конечно, риторический, – взрослая дочь стала задумчиво очищать от скорлупы вареное яйцо.

– Ой, Юлька, забудь, – чистосердечно посоветовала мама, – это всего лишь сон. Мало у тебя реальных проблем, что ли?

– Не мало, – вздохнула журналистка, – вот, например, на месяц в Москву уезжаю на курсы повышения квалификации.

– Когда?

– В субботу, – она виновато улыбнулась и с иронией добавила, – если, конечно, не заболею.

Сделав глоток, Юля инстинктивно помяла шею, словно нащупывая, что там у неё внутри.

– Не заболеешь, я тебе сейчас лечебных трав заварю, попьёшь, и горло болеть не будет, – мама не спеша поднялась с плетеного стула и стала собирать грязную посуду со стола.

Дочь качнула головой и окинула взором участок, в котором граница между садом и огородом давно стёрлась. Яблоки кокетливо подставляли солнцу свои бордовые щечки, а рядом на грядках соседствовали оранжевые мясистые перцы и лодочки чернильных баклажан. Словно сорняки, везде росли пушистые метелки укропа и длинные, похожие на ветки фикуса, листья хрена. Прямо под домом на дорожке лежали две мотыги и секатор, ожидая своего часа. Юля тихо вздохнула. Она была благодарна матери, что та не заводит разговор о её муже, не спрашивает, почему он не поехал на дачу вместе с ней. Непривычная угрюмость Виктора лишь омрачила бы эту запланированную поездку за город. Всегда веселый и энергичный, с парой «дежурных» анекдотов в запасе, в последнее время он изменился. Откуда-то появилась хмурость и безразличие, которое, как холодным душем, гасило её желание быть рядом с ним. Она и предположить не могла, что такой фантастический служебный роман с Николаевым, закончившийся свадьбой два года назад, может так быстро оборваться. Юля боялась думать об измене мужа, но его поведение настойчиво указывало на это. Каждый вечер она мысленно готовилась к серьезному разговору, но в последний момент уверенность покидала её. Она хотела знать правду и, одновременно, боялась этой правды. Услышать из уст любимого мужчины, что у него появилась другая, было не просто страшно. Это было смертельно, по крайней мере, для их семьи. Даже в свои тридцать девять лет она так и не научилась прощать подлость и предательство.