Наверняка этот сорокадвухлетний житель Москвы долго стоял на пороге выбора или метался в поисках выхода, пока не нашел единственный возможный способ решения, и «…покончил жизнь самоубийством по неустановленным причинам личного характера». Трудно понять, что речь идет о человеке. Интересно, о чем он думал? О ком? Чем жил? От какой душевной раны пытался избавиться? Причем здесь «утрата способности аккумулировать новые идеи»? Что могло – и могло ли – измениться, появись «юная усовчанка» минутой раньше?
А сама свидетельница? Наверняка, и ее жизнь изменилась. Можно подумать: она каждый день случайно где-нибудь оказывается, и с завидным постоянством проявляет «гражданское мужество и социальную бдительность».
От размышлений Марту отвлек запах подгорающих пирожков. Такой оплошности с ней еще не случалось. То-то Мартина обрадуется: найдется повод для ворчания или насмешек. Марта подошла к окну и открыла форточку.
Странно сводить счеты с жизнью в августе. Конечно, смерть с календарем не сверяется, и все же… Все же это вызывает необъяснимый протест. Вот октябрь, пожалуй, более подходит для воспаления скорбей и печалей. Отчаянно грустный месяц. Все ощущают себя одинокими и начинают тосковать, кто о прошедших летних днях, кто о еще не выпавшем первом снеге.
Грустно. Поскорее бы вернулась Мартина. «Вероятно, приеду поздно. В Москве ужасные пробки. Не скучай». Легко сказать! Весь день Марта отдыхала от вечно всем недовольной сестрицы, а ближе к вечеру сердце сдавило уныние.
Двум близнецам жить под одной крышей занятно и сложно, как будто они до сих пор еще не родились, но уже повзрослели и даже начали стареть. Что там говорил сотрудник психологической помощи? Ах, да! «Отсутствие жизненных целей, духовное и нравственное обнищание». Помнится, при Линочке, все было иначе: смешно, нелепо, сложно, и все-таки, жизнь имела смысл, а каждая из сестер – значимость. Отдельность.
«…утрата способности аккумулировать новые идеи». Какие идеи? Зачем? Если уж что-то и следует накапливать, то простые проявления светлой радости. У большинства людей довольно рано выходит из строя внутренняя батарейка счастья, и они ждут подзарядки от других. Линочка была такой подзарядкой. Но Мартина запретила произносить имя племянницы вслух. «Когда у человека все ладится, он редко вспоминает о родственниках. Будь любезна, сделай вид, что и у тебя все хорошо. Мы помогли ей вырасти, теперь наша задача: не мешать девочке взрослеть. Пусть набивает шишки… сама и свои. Когда лоб разобьет – явится».
Усово – городок маленький и, конечно, находились какие-то общие знакомые или знакомые знакомых, которые приносили вести о Лине. Марта однажды приходила к дому, где жила племянница, но, увидев ее под руку с молодым человеком, быстро ретировалась. Зачем смущать и смущаться?
«Кого способны воспитать две старые девы? Только еще одну, третью, старую деву себе в компанию». Можно обижаться, сколько угодно, но по сути, Линка права. Они старались создать для племянницы все условия счастья, каким оно представлялось им, а не Линочке.
Марта вздохнула, переложила пирожки со сковороды на большое блюдо, загрузила новую порцию и посмотрела в окно. Темно, ветрено, почти ночь. Сколько ни вглядывайся – ничего не разберешь, кроме маленькой фигурки, тесно прижавшейся к стволу старой черемухи. Паренек? Девушка? Неважно. Просто человечек. И этот человечек тоже кого-то ждет.
Марта улыбнулась и вздохнула. Тягостно ощущать себя одиноким в холодном октябре, – месяце смутных тревог и дурных предчувствий.
***
Бр-р-р, ну и денек выдался! Впрочем, здесь, в старом дворике, где все дышало воспоминаниями и радостью, события дня уже не казались столь тягостными.