Нет, я не могла позволить, чтобы все это пропало в огне!

— Мамочки!

Прижав локоть тонкой пижамы ко рту, я ринулась вперед. Не с первого раза, но открыла дверь, влетела в домик, ухватила трясущимися руками первое, что попалось под руку, и выволокла картину наружу.

Она еще только начала приниматься огнем – пожар уже успел лизнуть необработанный край холста, оплавить, пуская пузырями, краску, изображающую море. 

Я снова вбежала внутрь, прикрывая рукавом рот и нос, в который норовил пробраться удушающий запах.

Внутри темнота отступала под натиском сильного противника. Огонь распространялся так быстро, что это казалось нарисованным на компьютере эффектом – он прыгал по столам, бился в окно, стучал по потолку, бился в том месте, где прежде у меня хранились препараты для грунтовки, запасы масляных красок.

Ухватив картину с мольбертом, которая стояла посредине всего этого ужаса, я поволокла ее на выход, прилагая силу, потому что тренога не сразу поддалась. Горло сразу опалило сухостью, кашель обжег легкие, а губы задрожали.

Из последних сил я выбралась наружу, отбросила картину к своей спасенной подруге и оглянулась на горящий домик. Огонь разбушевался не на шутку. За одну минуту он вырос до невиданных размеров, перекочевал до последнего окна, оплавив снаружи сайдинг.

Внутри что— то с грохотом обрушилось, и я взмолилась всем богам, которые только есть на этом свете, чтобы они помогли мне. Потому что остаться и смотреть на то, как догорает моя надежда на персональную выставку в Галерее, куда хотят попасть все, даже матерые мэтры, я не могла.

Бросив последний взгляд на две картины, которые лежали на траве, ловя искры блестящим покрытием, снова ринулась в бой.

В этот раз дверь поддалась не сразу – что— то заклинило, и она осталась наполовину закрытой, сдвинуть с места совсем не удавалось. Кое— как я протиснулась вперед, продралась в домик, и тут же задохнулась от ужаса. Дым схватил за горло, опалил ресницы, жар прокатился от макушки до пяток, сжигая тонкие волоски, до который смог дотянуться, покушаясь на длинный хвост волос, край пижамы, кусая кончики ногтей…

Я оглянулась к выходу, и поняла, что поспешила с тем, чтобы оказаться прямо посередине комнаты – балка, которая находилась сбоку, рухнула, изъеденная огнем, и упала прямо передо мной, взмахнув столп искр. Грудь свело от плохого предчувствия, кислород рывком вышел из легких, я закашлялась и буквально опала срубленным деревом к полу.

Но и это не помогло – воздуха тут не было. Темнота начала опадать на мои глаза, смыкая веки. Чем больше я пыталась вдохнуть, тем хуже становилось – жизнь капля за каплей уходила из меня. Сознание помутилось, и я уперлась руками в горячий пол, только бы совсем не упасть, качаясь, от недостатка воздуха, не стать поверженной этим ужасающим врагом…

Мамочки…

Прикрыла глаза, видя, как ураган из оранжевого пламени надвигается на меня, и начала прощаться с миром, светом, своей такой трудной, такой нелегкой жизнью…

Перед глазами промелькнули картины, которые совсем недавно я писала тут, в этой мастерской, удивляясь тому, откуда в моем сознании могли появиться такие продуманные, четкие видения. И сейчас они будто ожили, обрели фактуру, края, цвет и запах. Я чувствовала тот самый ливень, который загнал меня в пещеру, и ощущала те самые любящие руки, которые ласкали меня под звуки падающих капель, я ощущала прохладу того самого моря, которое бурлило, принимая меня к себе.

Кажется, это было последним, что я видела…

Но вдруг, на самой границе сознания, я ощутила это: теплый, приятный аромат мужчины, который прижал меня к своему сердцу, сильными руками огладил мое тело и услышала стук его любящего, взволнованного сердца. Но открыть глаза и понять, что это: игры умирающего сознания или реальность – я не смогла. Под веками вспыхивали и гасли снежинки с рваными краями…