Проиграй мне поцелуй Ольга Манилова

1. Пролог НАДЯ

— А зачем вам муж? — недобро усмехнулсяРодин.

— Мне нужно восемьдесят четыре тысячи долларов, — деловито ответила Помпон и снова одёрнула край платья. — И вот так получается, — она взмахнула руками, — что быстрее всего раздобыть деньги из ниоткуда можно только через обеспеченного мужа.

— У меня есть даже сто восемьдесят четыре тысячи, — пригубил Везувий вино, и на мгновение ему стало страшно, что он захлебнётся. — Я дам их вам, если разденетесь догола прямо тут.

— Тут? — указала пальцем себе под ноги переполошившаяся златоволоска. — Прямо тут, в галерее? Сейчас?

⚡Известному коллекционеру Везувию Родину нужна жена для статуса, а курьеру Наде Метлицкой нужен муж для денег.

Он никогда не бывает щедрым и никогда не бывает милосердным, и, к сожалению, не знает, что ему придется жениться на самой целеустремленной девице на свете, которой, ко всему прочему, всего лишь двадцать три года.⚡

⚡разница в возрасте

⚡ властный герой

⚡ любовь и страсть

⚡ мир искусств

Наверное, мне не стоило лететь с ним в Париж.

Не стоило принимать от него те деньги. Не стоило играть с ним в карты.

И позволять ему целовать меня.

Я наконец-то знаю почему прозвище «Сатана» так ему подходит.

Не потому что исход любой сделки с Родиным оказывается выигрышным лишь для него самого.

А потому что я не могу остановиться, даже если понимаю, что это я неизменно проигрываю.

Его железная рука наклоняет мою голову набок, приоткрывая изгиб шеи. Сухие твердые губы ласкают мою взмокшую кожу хрипами и я цепляюсь за его вытянутую руку, чтобы устоять на коленях.

— Надя, — шепчет Родин мне в шею, — вот так, держись за меня.

Мы слегка раскачиваемся, как всегда, а жадные поцелуи добираются до моего лица, чтобы жмакать кожу щеки и прихватывать зубами мякоть губ.

Второй рукой он удерживает меня за солнечное сплетение, сжимая кулак прямо между грудок.

Будто он готов в любой момент вырвать мое сердце наружу, чтобы мы вдвоем наблюдали, как он поглаживает его.

— Я предупреждал тебя, — сипло произносит Родин мне в щеку, — никаких больше мальчиков, парней. Только я.

— Ты совсем не о том думаешь, — на выдохе отзываюсь, — это навязчивая идея. Прекрати.

Его руки ласково поглаживают мои бедра, но у меня перехватывает дыхание, ведь я знаю, что сейчас последует. Пальцы впиваются в мою плоть, словно хотят застыть окаменелостью там на вечность.

— Позволь мне самому выбирать, о чем думать, — срывается низкий голос на мгновение. — Ты думаешь, что сумеешь дальше играть с огнем.

Он проникает внутрь меня быстро и жестко, и мы оба выдыхаем одномоментно. Его губы подрагивают на моей коже, и это отзывается в сердце мучительным трепетом.

Он всегда так невыносимо близко и невыносимо далеко.

— А что мне остается? Да, — выдавливаю я, когда он начинает двигаться быстрее, — да.

Он повторяет за мной, и наши слова перемешиваются в сбивчивом поцелуе.

— Надя, — измученно выдыхает Родин, упираясь носом в мою щеку. — Здесь никогда и не было никакой игры. С самого начала.

2. Глава 1 ВЕЗУВИЙ

Не каждый день Везувий Родин встречал мышей в арт-галереях, чаще всего попадались заблудившиеся ослы с трастовым фондом от дедушки, аристократические гиены и кузнечики с тонкой душевной организацией.

Впрочем, он посещал парижские и ньй-йорские тусовки, а мышь с мокрой шерстью попискивала в тёмно-синем зале нео-авангардизма на родине.

Везувий всё не мог определиться: ненавидит ли он родину сильнее, чем презирает Париж, но так как маятник симпатий упрямо кренился в противоположную сторону от нынешнего места пребывания коллекционера, то пришлось смириться: ненавидеть и презирать Везу суждено одновременно.

Сложно было представить нечто более экстраординарное, чем метания мыши по выставочному залу в День открытия элитной галереи миллиардеров, но сегодня реальность решила побыть щедрой, как Санта-Клаус в рекламе Кока-Колы.

Везувий пригубил новозеландское каберне из тяжёлого бокала и прищурился.

За широким квадратом окна некая особь в дутой жёлтой куртке пыталась прикрепить седло к велосипеду обратно.

Седло, которое частично соскочило с железа, так как за мгновение до этого «жёлтая куртка» умудрилась врезаться в фонарь, в попытке избежать столкновения со входом в галерею.

«Жёлтая куртка» разозлённо стукнула по седлу ребром ладони, тут же испуганно прижала руку ко рту, а затем полностью сорвала сидение со штыря.

И, прихватив его с собой, направилась через сугробы прямо к дверям, ведущим в галерею.

Вместе с ней ко входу направился и красный Помпон на перекособоченной шапке, потому что пышное мохнатое безобразие явно наслаждалось отдельной от хозяйки жизнью и было вынуждено неохотно тащиться за сумасбродной девушкой, удерживаясь на парочке ниток.

Везувий разглядел её розовощёкое и оживлённое лицо, только когда мисс Помпон уже напугала мышь своим вульгарный взвизгиванием.

И это взвизгивание содержало в себе не только испуг, но…

… и бессовестно откровенную ноту восторга.

— Ой, а это часть арт-инсталляции? — будто бы в никуда спросила запыхавшаяся Помпон, и Везувий был поражён до глубины души, что она знает такие слова.

Пока мышь определялась со своей дальнейшей судьбой у постмодернистской скульптуры Цезаря, награждённого неприличной надписью розовой краской, Помпон основательно вздохнула и принялась стаскивать верхнюю одежду прямо на пороге.

Везувий вдруг обернулся и огляделся, словно осекаясь. У него определённо отсутствовала привычка пялиться на людей в открытую, попросту замерев посреди зала, так как люди сильнее нервничали, когда Везувий Родин наблюдал за ними исподтишка.

Американский арт-критик приучил всех остальных величать Везувия «Сатаной», и только американцу могло прийти в голову, что человек с таким ординарным и распространённым именем — в честь самого известного вулкана — нуждается в дополнительном прозвище.

Незнакомка стягивала с себя жёлтую куртку, из которой получилось бы как минимум пять приличных спасательных жилетов, и помпон над её головой раскачивался с такой мощью, что впору было вызывать бригаду скорой помощи.

Ибо помпон явно проживал свои последние минуты.

Незнакомка раздражённо дёрнула собственный рукав, а Везувий пригубил ещё вина и… забыл остановиться, выпивая всё до дна, когда Помпон наконец-то явила миру свои прелести.

Хм, вот этого и стоило ожидать.

Он не видел столь вульгарного фасона на дешёвой тряпке со времён прогулки в аргентинском квартале проституток, и тёмно-фиолетовое платье ей было явно не по размеру, а цель неуместного и безвкусного одеяния очевидна, но…

… голову Везувия смог бы повернуть в сторону лишь башенный кран.

Стометровый кран с очень опытным водителем в кабине, потому что оторваться от наблюдения за неприлично размахивающей руками Помпоном Везувий не мог.

Коллекционер отряхнул пустой бокал отточенным движением, но стекло чуть не выскользнуло из рук.

Везувию всегда было тесно во фраках, но никогда до этого момента он не желал избавиться от одежды сиюминутно.

Мужчина предпочитал броские костюмы, сшитые на заказ, красные вина удачных урожаев и пентхаусы с пустующими спальнями в отелях, потому что не находил лучшего способа высмеять лакшери-каннибализм, чем присоединиться к карнавализму и регулярно доводить его до абсурда.

Иными словами, пришлось возглавить то, что победить невозможно.

Комфорт был приятным бонусом, но всё же Вез сожалел, что так много захватывающих составляющих жизни не продаются.

Он любил покупать, так как это выходило определённо дешевле, чем работа с подходящими ему психотерапевтами.

К Помпону подошла хозяйка вечера Диана Фрезь, как раз когда Вез остановился в шаге от перехода в другой зал.

Ледяная принцесса, жена его старого товарища, точно была хорошо знакома со светловолосой девицей, которая на выставке смотрелась менее уместно, чем мокрая мышь.

Уже в зале «нового сентиментализма» — владельцы галереи свихнулись, ибо такого направления попросту не существовало — Везувий обнаружил одну из самых прискорбных вещей в своей сорокалетней жизни.

Пухленькая и темноокая Помпон не стеснялась своего голоса и дарила его окружающим с гордостью, с которой мифические банши возвращаются с ночной охоты на мужчин.

Везувию приходилось прерывать собственные остроумные тирады и замирать посреди светских бесед, чтобы вслушиваться в её смех, лопающийся салютами в другой комнате, и в её нахрапистый говор, скользящий по его нервным окончаниям пилой дантиста.

После инцидента в Шотландии Диана Фрезь посуровела и её вступительное слово напоминало серию безжалостных приказов. Вез не удивлялся, что окружающие были в восторге от художницы. Люди в основном любят кого-то слушаться.

За плечом хозяйки галереи маячил её муженёк, который принялся развлекать гостей шутками после аплодисментов.

Не дай Бог, когда-нибудь попасться как Фрезь.

Старый знакомый Везувия, финансист Николай Фрезь не скрывал умопомрачительной влюблённости в свою жену, и новообразованная пара даже на людях была невыносима.

Вез чувствовал, как у него начинается диабет, лишь после взгляда в их сторону. Диана с восхищением смотрела на супруга, даже после того, что с ним приключилось в Шотландии.

Жуть.

От Помпона стоило держаться подальше. Везувий даже повторил это мысленно… ну, может, раза три. Он благополучно забыл о её существовании и наслаждался беседой с Фрезем и грузинским художником, но тут…