Хотя именно в последнем пункте я уверен, как ни в чём другом. Для меня существует только она одна! Никого вокруг не вижу, ни на одну девчонку не реагирую, после того, как Яся с отчимом переехала в Москву полтора года назад.

- Ну ты что? Обижаешься? – осторожно разминаю острые плечики сквозь ткань брендовой футболки. – Завтра, значит завтра. Хочу, чтобы ты была счастлива. Чтобы всё прошло волшебно, незабываемо… Так, как хочет моя любимая девочка.

- Давай поедем домой. Поздно уже. Иначе отчим опять посадит меня под домашний арест.

Её отчим. Вечный камень нашего преткновения. Нависающей над Яськиными мыслями, как дамоклов меч, старый злыдень. Суровый, влиятельный, опасный сукин сын.

- Сейчас… Сейчас поедем. – Ныряю рукой в нагрудный карман джинсовки. Нащупываю то, что томится в ожидании момента, когда я осмелею весь сегодняшний день. Глубокий вдох. Глоток, призванный убрать застрявший поперёк горла ком. Не нервничать! Спокойно, Пашка, спокойно! Она обязательно согласится. Уж в чём-чём, а в Ясиных чувствах я никогда не сомневался.

Опускаюсь на одно колено (кажется таким по девичьим шаблонам должно быть предложение?) и протягиваю ей тонкое золотое колечко, купленное на первую зарплату.

- Выходи за меня, зайчик! Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Приоткрывает от удивления пухлые губы и молчит. Округлила глазки и впилась взглядом в простую, почти невесомую драгоценность.

- Прикалываешься?

- Нет, я серьезно, Ясь.

-  Но… Нам же… Я же только школу окончила. Да и тебе даже двадцати пока нет…

Как будто всё дело в возрасте! Словно кто-то установил возрастные рамки для этого дела!

- Ясь, мне всё это не важно. Я знаю одно – мы с тобой созданы друг для друга. Наша любовь – это что-то… за гранью реальности. И так будет всегда! Ты же тоже это чувствуешь, правда?

- Да… - шепчет, едва шевеля губами, обхватывает моё лицо прохладными ручками и целует так, как будто от этого зависит вся наша жизнь. Дико. С жаром. С напором и непередаваемой, глубокой нежностью одновременно.

- Я подумаю.

- Подумаешь?

- Да. – Искрится счастливой и хитрющей улыбкой. – До завтра. Ты же не против?

Вытягиваюсь во весь рост и вжимаю её в свою грудь. Понимаю, что это ещё один пунктик, один из шаблонов розовых девичьих грёз – после предложения, обязательно взять время на раздумья.

- Конечно можно, глупышка моя! – не могу, не идти на поводу у этой девчонки. Всегда потакаю её желаниям. И обязательно буду делать это и дальше. До самой старости. В этом я уверен. Как и в её завтрашнем ответе.

- Не смейся, Пашка! – хлопает меня по спине, а сама тоже тихо хихикает.

- А я не смеюсь, любовь моя. Просто я очень счастлив.

В тот момент я, действительно верил, что Яся ответит мне «да». Готов был целый мир ей подарить, не сомневался в любви этой девочки ни на секунду…

ЯРОСЛАВА
 

Молчание Павла, как натянутый эластичный шнур между нами. Невольно замираешь в напряжении, боясь, что сейчас его отпустят с противоположной стороны и ты получишь хлёсткий, жгучий удар по пальцам.

Влетаем в S-образный поворот в небольшом перелеске и меня кидает в сторону, как тряпичную куклу. Инстинктивно хватаюсь за руку мужчины, лежащую на панели между нашими сиденьями и снова эта мягкая, трепетная дрожь по всему телу…

- Ярослава! У тебя пальцы, как снег в Антарктиде! – с нотками искренней заботы в голосе басит он и тянет мою руку к своему животу. Робко касаюсь гладкой, шелковистой ткани рубашки и веду самыми кончиками пальцев по скульптурному, подтянутому прессу. Даже через одежду чувствую мягкие, слегка пружинящие волоски, которыми с годами покрылся его живот. Интересно, а грудь тоже с растительностью? Прикусываю нижнюю губу, борясь с накатившими воспоминаниями того, как мы почти так же ласкали друг друга, тёрлись через одежду на заднем сиденье старой «девятки» его отца. Даже Пашино выражение «как снег в Антарктиде» так и не перетрансформировалось в более классическое «холодные, как лёд».