Он фантастически огромен и силён. Долбит с частотой несколько ударов в секунду. Лупит горячей, скользкой головкой по шейке матки, выбивая из моей головы последние крохи стыда и сдержанности.

- Пожалуйста! Глубже! Ещё! Ещё! – царапаю ногтями его пиджак, хватаюсь за развязанный галстук-бабочку. Ещё один глубокий, раздирающий толчок и меня разрывает от яркого, вибрирующего ощущения, охватившего всё тело.

Нет, пять минут назад был точно не он. Не оргазм…

Обмякаю на мужских руках, пока он наносит последние удары. Павел громко вскрикивает, выругиваясь случайным набором звуков и, резко выйдя из меня, извергается ярко-белыми, густыми каплями на пол и свои ботинки. Тяжело дышит мне в ключицу и, не опуская на ноги, жадно, напористо целует.

Это же сколько нужно силы, чтобы вот так легко и непринуждённо держать пятьдесят пять килограммов веса на руках? – сквозняком проносится в голове мысль. И тут же испаряется, потому что на несколько секунд поцелуй Павла становится таким же нежным, как в то время, когда мы были счастливы и полны надежд.

- Твой муж тебя точно трахал? – бубнит мне в губы, опуская трясущимися ногами на пол. – Ты такая узкая, словно у этого ублюдка карандаш вместо члена.

Что сказать? Что он близок к истине? И габариты Андрея далеки от исполинских? Или то, что секс между мной и мужем настолько редок и скуден, что хочется завыть от жалости к себе любимой?

Никак не реагирую на его колкость. Сейчас я пребываю в какой-то ватно-пушистой эйфории от первого, испытанного в своей жизни оргазма.

4. Глава 3

Выход из заведения Осадчего облеплен репортёрами, жаждущих острых новостей для жёлтой прессы. Как и во время нашего с Андреем прибытия пару часов назад. Щелкают затворами своих устройств, невзирая на грозовой ливень и людей Павла, распихивающих самых настырных при помощи локтей.

Больше десяти лет прошло со смерти отца, а им до сих пор есть дело до дочери Льва Пестова – заслуженного артиста России. И до её личной жизни.

Павел скидывает с себя пиджак и расправляет его над моей головой, как зонт.

- Отвернись, Ярослава! Спрячь лицо!

Прикрываю правую часть лица сумочкой. Подхватываю подол путающегося в быстрых шагах платья и спешу к припаркованному напротив главного входа кабриолету с поднятым верхом.

ПАВЕЛ

Она всё та же.

Лучистые серо-зелёные глаза. Огромные, как океаны, но теперь более задумчивые, потерявшие задорный, девичий огонёк. Всё та же родинка под уголком нижней губы, как и раньше, манит, вызывает неудержимое желание мягко нажать на неё пальцем, а потом лизнуть. Яська… Нежная, тихая девочка… Предавшая меня сучка!

- Куда мы едем? – шепчет сладким, как у певчей птички голоском и кутается в мой пиджак.

Молча впечатываю педаль газа в пол и со свистом оставляю позади толпу шумных зевак и папарацци. Мерседес Е-класса уносит нас в сторону Клуба 20-71*, а мои мысли мчатся в противоположном направлении – к событиям накануне Яськиного выпускного вечера...

Девять лет назад...

- Паш… Завтра… Мы же договорились! - запрокидывает голову, подставляя моим жадным поцелуям белую, нежную шейку.

- Ясечка, давай сейчас, что нам мешает? – остановиться нереально. Член бунтует против её условностей. Таранит джинсы, пытаясь прожечь в них ещё одну дыру. – Какая разница, сегодня или завтра? – укладываю точёное тело моей девочки на небольшой, застиранный плед и нависаю сверху. Прижимаюсь к Яськиному лобку готовым взорваться в любую секунду членом.

- Пашка! Нет! – вскакивает на ноги и почти отбегает к краю озера.

И почему девчонкам так важны все эти даты, суеверия… гороскопы, в конце концов? Кто заложил в её хорошенькую головку шаблоны: если ужин, то при свечах, если первый раз, то обязательно на выпускном, если любовь, то до гроба?