Ещё один фон Кейзерлинг, оставивший заметный «кёнигсбергский» след в российской истории, – Герман Карл.

Герман Карл фон Кейзерлинг получил образование в Альбертине, где его наставниками были Иоганн Бекенштейн и Готтлиб Байер (впоследствии российские академики). По-видимому, там же, в Альбертине, он и познакомился с Эрнстом Иоганном Бироном, происходившим из старинного, но небогатого рода курляндских дворян.

Эрнст Иоганн отнюдь не относился к примерным студентам. Он много пил, играл на деньги, а однажды, будучи крепко поддатым, убил часового…

И был вынужден оставить университет, не завершив курса. После чего решил поискать счастья в России, но неудачно.

Герман Карл фон Кейзерлинг составил ему протекцию, пропихнув ко двору герцогини курляндской Анны Иоанновны. Но Бирон схлестнулся с Бестужевым-Рюминым, управлявшим имениями герцогини, и вновь остался не у дел. Снова он попал ко двору лишь через несколько лет – и снова благодаря фон Кейзерлингу. Когда Анна Иоанновна заняла российский престол, Бирон стал её фаворитом.

В 1737 году Бирона, целиком зависящего от благоволения императрицы Анны Иоанновны, возвели на трон герцога курляндского (с этой целью Кейзерлинг был послан в Курляндию с дипломатической миссией).

Интересно, что сам Кейзерлинг, похоже, не извлёк никаких ощутимых выгод от своей услуги Бирону (в чьих руках на тот момент была сосредоточена практически вся власть – императрица, изводя Бирона мелкими капризами, в государственных делах покорно следовала его «почтительнейшим советам»).

Более того, Кейзерлинг, став президентом Российской Академии наук, за короткое время своего правления сумел не только с прусской дотошностью упорядочить отчётность академических сумм, но и принял на службу в академию литератора В. К. Тредиаковского, которого обязал «вычищать язык русской, пишучи как стихами, так и не стихами».

В то время, когда всё русское в Петербурге считалось «второсортным», а царский двор говорил преимущественно по-немецки, фон Кейзерлинг учился у Тредиаковского «российскому языку». Отправленный затем в дипломатическую командировку, Кейзерлинг снабдил своего преемника – барона Корфа – подробнейшей инструкцией по управлению академией. А в числе первоочередных настоятельных потребностей указал… сочинение русской грамматики.

Кстати, с этим Кейзерлингом связана ещё одна история, навсегда вписавшая его имя в мировой музыкальный контекст: искренний почитатель Иоганна Себастьяна Баха, он, будучи послом России в Дрездене, добился назначения Баха придворным композитором короля польского и курфюрста Саксонского… А через несколько лет Кейзерлинг, которого часто мучила бессонница, попросил Баха написать элегантную, изысканную, яркую пьесу, чтобы молодой пианист Гольдберг, живший в одном доме с графом, мог играть её на клавесине, скрашивая фон Кейзерлингу ночи, проводимые без сна.

Бах написал серию вариаций, известных как «Гольдберг-вариации», – и получил за свой шедевр золотую шкатулку, наполненную сотней золотых луидоров.

Кстати, Бах в финале «Вариаций» пошутил над своим покровителем весьма рискованно, вплетя в основную мелодию аккорды известной в то время песенки «Капуста и репа», где имелись такие, к примеру, строчки: «Если бы моя мать кормила меня мясом, а не овощами, я бы остался у тебя дольше».

Намёк на мужскую слабость едва ли был приятен Кейзерлингу… но «Гольдберг-вариации» он всё же очень любил. Ценители классической музыки считают, что памятник графу надо ставить уже за то, что он сыграл такую важную роль в создании великолепного произведения Баха…