Да, роль развязного сердцееда – не моя роль. Зачем строить из себя дурака? Потный, суетливый мужик, говорящий какую-то ересь, и чтобы побыстрее.

Вив развернулась, чмокнула меня в щеку и в следующее мгновение исчезла за дверью.

Еще пахло дорогими духами, стояла на подносе недопитая чашка, а ее уже не было. Возникшую внутри меня пустоту сразу же начала заполнять пьяная грусть. За окном мигали равнодушные звезды, потрескивали дрова в камине. Вот и все.

Я нащупал ручку двери, вышел в гостиную, а оттуда во двор. Первым, что бросилось мне в глаза, был маяк. Свет из его окон падал на прибрежные камни.

Луны не было, но от света звезд деревья отбрасывали тени. По-настоящему библейский пейзаж.

Я поднял взгляд туда, где на втором этаже был номер Вив, и увидел в окне подрагивающие медно-красные отблески. Это горела свеча. В отеле опять не было света. Наверно, в это время все электричество забирал маяк.

Вив подошла к окну. На фоне слабого освещения ее силуэт выглядел почти черным. Валлийская Маргарита. Полетит? Не полетит? Еще та штучка! Зачем она мне? На отдыхе нужны совсем другие женщины.

И тут я ощутил движение, потом услышал шорох. Кто-то стоял у меня за спиной.

Время остановилось. Особого страха я не испытывал, вернее, я ощутил опасность в ее первобытном состоянии, когда она очищена от всего и, в первую очередь, от страха совершить ошибку. Я стал медленно поворачиваться, моя рука инстинктивно потянулась к поясу, хотя там не было ни ножа, ни пистолета.

Передо мной метрах в десяти маячила плечистая мужская фигура с джамбией на поясе.

У меня внутри все скрутило тугим морским узлом, а в глазах запрыгали черти. В чем я провинился перед пустыней? Тем, что прикоснулся к одной из ее тайн? Скажите «нет», и я забуду обо всем. Но только не о своем погибшем друге. За него кому-то придется ответить.

Я рывком выхватил шариковую ручку из кармана и отставил руку, словно в ней держал нож. Раздался легкий щелчок выскочившего грифеля.

На ножнах джамбии блеснул лунный свет. Но рука мужчины опустилась не на пояс, а в карман.

– Ох, простите, я не хотел вас напугать. Меня попросили передать вам письмо.

Это было сказано на плохом английском языке.

Я перевел дыхание. С Вив приехали два охранника, оба – арабы. Это, видимо, один из них. Может, письмо от Вив, и она зовет меня к себе? Размечтался.

– Откуда письмо?

– Мне его передал местный мальчишка.

– Положите письмо на землю.

Я вскрыл конверт. В нем лежала фотография: силуэт человека на фоне скалы с сияющим египетским иероглифом. В силуэте я узнал самого себя. Это было предупреждение.

Из трещин плит под ногами лезла сорная поросль, и я прошел немного вперед. Холмик впереди оказался могилой, сложенной из старых каменных плит. Все заросло лишайником. На одной из плит были какие-то надписи. Я взял пучок сухой травы и очистил плиту от песка и грязи. Надпись на арабском языке была мне непонятна. На английском языке было написано:

«Анна Тремайн 1919–1944 гг.»

А дальше были стихи:

Цветок на растрескавшейся стене,

Я срываю тебя из расселины

И держу перед глазами – весь, с корешком,

Маленький цветок – но если бы я мог понять,

Что ты такое – корешок, или все остальное[20].

Я отошел подальше от могилы, лег на песок, перевернулся на спину и посмотрел на звезды. Так, должно быть, смотрели на звезды мои египтяне в первую аравийскую ночь.

Слева от меня лежал большой плоский камень. Я положил голову на него, как «учила» Вив, и даже обнял его руками. Он был холодным и шершавым. Но ничего не произошло. Да и не могло произойти. Если даже поверить, что можно выйти за пределы сознания, то на это нужны сверхчеловеческие усилия.