– Знакомая песня! – хмуро выдал солдатик по исчезновению библейского проекта. – Всегда из-под самого носа улизнуть умудряются.

– Не посрамили честь русскую, – тяжело дышала Сдобушка.

Один лишь крестьянин не радовался победе, а казалось наоборот ею тяготился.

– Что же, что же, что же вы наделали?! Что же, что же, что же натворили? – хватаясь за голову, пропел землепашец.

– Не понимаю?! – недоумевал солдатик.

– Потому что как надену портупею, так тупею и тупею, – совсем раскис крестьянин. – А должно быть наоборот. Вперёд меня понимать должен. Ты же элита! Воинское сословие!

– И мне не ясно, – вышла на передний край Сдобушка.

– Полугодовые труды насмарку, – продолжал горюниться крестьянин, сидя в пыли. – Такая работа и коту под хвост! Сколько сил было положено, чтобы заманить!.. Сколько, чтобы удержать!.. Ещё больше, чтобы всё правильно выстроить. Мышеловка считай, захлопнулась, как вдруг, откуда ни возьмись, нарисовываетесь вы, дьявол вас побери. Ну и чего теперь? Всё впустую! Я ведь, с Ивана Сусанина взяв пример, куда, по-вашему, тянул слепую веру? Подальше от люда простого… Заблудить… Измотать… Изжить… Ах, чего теперь говорить, всё пропало…

– Ну, прости, мы не знали, – попробовал залезть в разговор писатель. – Хотели как лучше, а получилось как всегда.

– Мы с тобой ещё до конца не разобрались, – строго осадил его солдатик.

– Да замолчи уже, – перебил его посмелевший писатель. – Кончилось ваше большинство.

– А ты чего свои уши как у пенса растопырил?! – вставал и отряхивался землепашец. – Шпионишь, собака сутулая?

– Точно! – хваталась Сдобушка за своё боевое коромысло. – Он своими локаторами ведёт запись наших разговоров, дабы затем выложить их на исповеди да тем заработать себе причастие.

– Ребята, вы чего?! – пятился бакалейщик. – Ребята, честное слово, я с вами! Я ведь это по инерции к попу приложился. По-другому нас не учили.

– Будь проклят тот день, когда твой отец расслабился в твоей матери, – злобно прорычал землепашец. – Захлопни свои заражённые кривдой уста, иначе я за себя не ручаюсь.

– Солдатик, ну хоть ты скажи ему, – молил бакалейщик. – Мы ведь с тобой и Крым, и Рым прошли вместе, подчас из одной миски щи хлебали… На одних только перевалках Ветринских не одну собаку съели, чего уж об остальном гутарить…

– То было вынужденное совместное пребывание, – загадочно промычал солдатик. – Дело прошлое, а ты мне тоже никогда не нравился.

– Разрешите, я ему врежу? – рвалась в бой Сдобушка. – Моментально тогда очнётся и всё расскажет.

– Это завсегда успеется! Не торопись! – остановил Сдобушку крестьянин. – Да и метод не наш. Попробуем его интеллектом разговорить, быть может, и перековать удастся.

* * *

– Один философ как-то сказал: «Если человек живёт для себя, он не нулю равен, он отрицательная личность». Понимаешь, куда я клоню? – говорил крестьянин бакалейщику на биваке. – Цель твоих хозяев, прежде всего в объединении двух пустынь. Первой, той, какая образовывается в душах людей и второй, песчаной, в которую они хотят превратить планету при помощи техногенной цивилизации. Тебе оно надо? Вот лично тебе, что с того? Неужели так приятно шарахаться бухим по барханам в пятидесятиградусную жару, да к тому же самому являться пустым и мёртвым внутри?..

– Я как-то об этом не задумывался, – прозвенел в ответ купец, а сам для отвода глаз пустил скупую слезу.

– Вот те раз! О чём же ты мил человек, целыми днями тогда задумывался? – удивлялся землепашец.

– Исключительно о себе любимом, да об том, как ближнего повыгодней надуть, – грустно отвечал пузатый ушастик.

– Очень нехорошо! – осудительно покачал головой землепашец. – Очень!