– Приписывать можно чего угодно, только очерёдности это не изменит, – спокойно отвечал раввин. – А иерархическая лестница такова, что весь ветхий завет кишмя кишит дегенератами, садистами и извращенцами всех мастей именно еврейского происхождения. Затем их столько туда и напичкали, чтобы простые евреи пародировали поведение своих святых – то есть уподоблялись конченым психопатам. Так называемая ветхозаветная вера в святость порока в действии. Среднестатистический иудей всегда запросто может превратиться в Давида, Каина, Иакова или допустим в самого Авраама. Для каких целей? Дегенератом всегда проще управлять, нежели человеком думающим да к тому же высокоморальным. Богоизбранные только мы, остальные верования есть производные от нашего, но писаные для холуёв. Потому для гоев-акумов нами заботливо и оставлено непротивление злу и покорность судьбе. Так кто главней: католик или иудей?

– Устами ребе глаголет истина, – подтверждал вышесказанное поп. – Вот только центр управления, как ни крути, в Ватикане.

– Аллаху а’лям! Братия быть может, отдохнем? До того неудобные для подобных путешествий сапожки достались… Сил нет терпеть. Скоро будет не нога, а одна сплошная мозоль, – жаловался мулла, которому действительно приходилось туже, чем остальным.

– Так давно бы их снял, – советовал поп.

– Музыка для моих ушей всё сказанное тобою богобоязненный протоиерей, однако по написанному – не снимаются, – причитал мулла.

– Потерпи! До тенька всего пара километров осталась. Там и устроим привал, – на правах старшего распоряжался раввин.

Неожиданно дорожка резко накренилась вниз да хорошим углом задала вправо. Поп буквально скатился вниз, несколько раз прокрутившись через голову. Ребе забавно попрыгал за ним, и лишь мозолистый имам мелкими шажками спустился в числе последних. Внизу вот какая картина открылась духовным пастухам: возле огромной лужи сидел и плакал простой русский крестьянин. Видна была и причина горя – рядом с крестьянином стояла распряжённая телега, возле которой валялась издохшая кобылёнка. Сам скобарь вместо рубахи, от крайней нищеты, нацепил на себя простой картофельный мешок, сделав в нём разрезы для рук и шеи. Штанишки беспорточника опять же являлись самодельными и несли собой подобие: мама сшила мне штаны из берёзовой коры. Естественно обут голодранец был в лапти. Святые родители вмиг обступили несчастного, сурово уставившись на того, кто перегородил дорогу. Тогда землепашец грустно поднял заплаканные глазки на духовенство и выдал следующее:

Реакция гопкомпании хотя и грезилась предсказуемой, но все же вышла не такой ожидаемой. Например, круглый поп от смеха принялся кататься по окружающему хлопку, отчего весь покрылся белым пухом. Тонкий, будто шпага раввин, от хохота сложился вопросительным знаком препинания и, казалось, что разогнуться ему не удастся уже никогда. Мулла, позабыв про свои волдыри, прыгал на месте, пока не надорвался и не свалился прямо на дорогу, где начал усиленно стучать по ней открытой ладонью. Все трое едва не подавились собственными слезами, но не от сострадания к бедолаге, а от дикого своего гогота. Наблюдая за подобной истерией, крестьянин встал, широко расправил плечи, а выражение своей простодушной физиономии сменил с жалостливого на угрюмо-насмешливое. Выждав пару минут, пока его станет слышно, выдал ржущим пастырям следующий проникновенный стих всё того же замечательного поэта Николая Зиновьева: