– Грязь и слякоть, – безразлично пожала она плечами.

– Да уж, погодка… Погостить приехали?

– Вроде того.

– У нас здесь красиво, правда?

– Даже слишком, – ответила она с отстранённым видом.

Наконец, машина выбралась за городскую черту, и водитель набрал скорость. Вдоль дороги тянулись, поросшие голубыми елями холмы, казавшиеся скорее чёрными на фоне туч, плотно окутавших небо, словно тяжёлое пуховое одеяло. Только снега не хватало для полноты картины. С каждым новым километром, что высвечивается на приборной панели маленького автомобиля, Лана начала всё сильнее нервничать. Ещё пару минут, и она окажется в месте, что когда-то считала домом и откуда так стремилась убежать.

Словно предугадав её мысли, сидящий за рулём пожилой мужчина резко сбросил скорость.

– Что-то не так? – оторвала она встревоженный взгляд от пролетающего за окном пейзажа.

– Проклятое место, – буркнул он, указывая на участок дороги незадолго до нужного ей поворота.

«Это уж точно» – усмехнулась она про себя.

Серая лента дороги, вечнозелёные деревья стеной по обеим сторонам и единственный ориентир – дорожный знак – скоростное ограничение шестьдесят километров в час. Было слышно, как резина подминает под себя еловый мусор, пока автомобиль, наконец, не замер, тихо урча двигателем, словно довольный кот.

Только когда выбралась наружу и, расплатилась, Лана, наконец, повернулась и взглянула на дом, и попыталась примириться с неизбежным – ей придётся войти туда, куда она поклялась никогда не возвращаться. Даже сейчас это место казалось ей пугающе красивым. Небольшая поляна, окружённая со всех сторон еловым пролеском, двухэтажное старое строение в центре, с покатой, почерневшей от времени и непогоды черепичной крышей, выступающим козырьком, защищавшим стены от дождей и холодных ветров. Зимой такая кровля хорошо удерживала снег, и она тут же вспомнила, как Агата ворчливо, из года в год, при приближении зимы, повторяла, как заклинание:

«Я надеюсь, у тебя хватит мозгов никогда не подходить так близко к крыше?»

Маленькая Лана уверяла, что помнит о её наказе, знала, что кроме них двоих в радиусе семи километров не было ни одной живой души и, если бы случилось непоправимое, Агата, разменявшая седьмой десяток, вряд ли смогла бы что-то сделать. А помощи из города ждать пришлось бы долго – во время снегопадов и метелей они были отрезаны от остального мира. Про это почти заброшенное место местные давно забыли, выбросили за городскую черту, как что-то лишнее, не нужное.

Дом изгоев!

Первый этаж из грубого, неотёсанного камня покрылся мхом. Второй – мансарда из массивных, деревянных брусьев, почерневших и потрескавшихся, придавал дому ещё более состаренный и, как теперь она понимала, жуткий вид. Сейчас он выглядел даже намного хуже, чем она помнила, словно долгие годы стоял в этой глуши заброшенным.

Её обволакивала тишина: деревья напряжённо застыли не подвластные ветру, птицы давно покинули эти места в надежде отыскать лучший мир. Словно природа задержала дыхание, ожидая от неё того единственного, чего её тело делать отказывалось – входить внутрь.

«Что с тобой такое, Берсон? Боишься, снова оказаться в прошлом, от которого так стремилась убежать, снова стать той маленькой девочкой?» – спрашивала себя Лана, чувствуя, как по телу волнами пробегает дрожь.

Она отлично помнила свой последний день в этом доме. День, когда грубые, пропитанные злобой слова Агаты будто хлестали по лицу. Та не скупилась в выражениях, пытаясь внушить своей внучке, что она раз и навсегда должна забыть о тех, кто бросил её. Заставить поверить в то, что она никогда не была нужна своим родителям!