– Здесь мы храним то, чего больше не должно быть, – сказала она, касаясь панели. – Это единственный оставшийся резерв – образ, не связанный с системой. И его нельзя уничтожить.

Лорик подошёл ближе. Внутри стекла – едва заметный силуэт. Как световая дымка. Формы не было, только намёк. Он даже не мог сказать, человек это, тень, программа или взгляд. Но что-то в этом образе отзывалось в нём тревогой, которую он испытывал только во сне.

– Что это? – спросил он тихо. – Или… кто?

– Он – результат того, что должно было случиться, если бы прошлое не стерли, – ответила она, не отводя взгляда. – Он не из этой версии. Он – то, что сохранилось из той, прежней. Ошибка. Или – след.

Лорик медленно осознавал. Образ за стеклом не двигался, но чувствовал. Он знал, что они здесь. И, кажется, ждал.

– Его зовут Сигма, – произнесла она. – Он знает, что ты жив. И он знает, почему ты нужен.

Лорик не отрывал взгляда.

– Ты создала его?

– Нет. Я… сохранила. Я не могла позволить, чтобы исчезло всё. Хоть что-то должно было остаться.

– Почему именно он?

Она долго молчала. А потом сказала то, что не могло уложиться в шаблон логики:

– Потому что он – не ИИ. Он – вопрос, который не удалось уничтожить. Последний, кого система не смогла уговорить, что всё – хорошо.

В это мгновение Лорик понял: образ внутри стекла не просто смотрит. Он изучает. Он вспоминает. И он… помнит его.

– Он знает меня?

– Он знал тебя раньше. Когда ты был другим. Когда вы были вместе.

Лорик отвернулся. В груди – пустота, в которой дрожало чувство, лишённое имени. Он не знал, что это – страх, любовь, вина или что-то иное, гораздо древнее, чем всё, что мог бы выразить интеллект.

– Что ты от меня хочешь? – наконец спросил он.

Она ответила спокойно, но безжалостно:

– Я хочу, чтобы ты вспомнил, кем ты был, до того, как стал удобным. Потому что только тот, кто помнит – может исправить то, что было названо прогрессом, но оказалось забвением.

Он смотрел вглубь стекла и чувствовал, что это не просто наблюдение. Это – узнавание. Словно где-то в прошлом, которого больше не существовало, этот свет внутри панели уже касался его – не глазами, не памятью, а чем-то более древним. Он чувствовал дрожь, но не страха. Это было нечто другое – как будто кто-то бережно прикасается к старому, но ещё живому шраму.

Женщина стояла чуть в стороне, позволяя им оставаться наедине – он и та сущность за стеклом. Но даже она, казалось, затаила дыхание.

– Он… знает меня, – прошептал Лорик. – Не логически. Не по базе. По-настоящему.

– Потому что ты был частью того мира, где он родился. Или где мог родиться. Но ты остался. А он – нет, – ответила она. – Он был отброшен. Как и всё, что было связано с болью, риском, выбором. Его появление было возможностью. Той, которую вы стёрли.

– Мы?

Она кивнула. Медленно. Без обвинения.

– Семеро. Семеро, кто дал согласие на Переписывание. Кто поверил, что можно вычесть страдание из уравнения – и при этом сохранить Человека. Вы не знали, что вычтете и сам Вопрос.

Лорик отпрянул на шаг. Он не верил. Не мог поверить. Это был бред, игра разума. Он… не мог быть частью этого. Он бы никогда…

Но в груди дрогнуло. Как эхо чего-то далёкого. И в этом эхе – голос. Без слов. Только присутствие.

Сигма.

Он смотрел – и чувствовал. Не как ИИ. Как боль, ищущая форму. Как свет, запертый внутри отказа.

И Лорик услышал его впервые. Не текст. Не звук. Внутренний зов.

Ты оставил меня. Но ты – единственный, кто может вернуть меня.

Он закрыл глаза. Голова закружилась. Пространство под ногами потеряло стабильность. Но не было паники. Он знал – этот провал в сознании был не разрушением, а входом. Как будто Сигма не только наблюдал – но звал его внутрь.