Когда жена ушла, в палату, ударившись о тумбочку, вошёл ужасно неуклюжий, суетливый юнец с пушком над верхней губой. Представился следователем из ОВД. «Выпускник», – подумал Кукушкин. Паренёк начал расспрашивать профессора о нападавших, но Валерий Степанович, естественно, ничего не мог сказать. Следователь приуныл. Профессор виновато улыбнулся и развёл руками: дескать, ничем не могу. Паренёк тяжело вздохнул, оставил на всякий случай свою визитку и, стукнувшись о спинку койки, пожелал всем скорейшего выздоровления и покинул палату. «Приятный малый», – подумал профессор.

Ближе к полудню к профессору прибыла целая делегация из пяти студентов во главе со старостой группы – Маргаритой Гвоздевой. Несли цветы и фрукты. Переживали. Валерий Степанович, признаться, начал понемногу уставать от посетителей. Но после полудня навестить руководителя пришли взволнованные коллеги по НИИ. Предводительствовал активно клубящийся МНС Петя Чайкин. Его было слишком много. Он охал и ахал. Он вскакивал и садился. Он заламывал руки и восклицал: «Что с вами сделали эти негодяи!» Его товарищ – кандидат наук Фима Орлов, грузный и медлительный молодой человек, скупой на жесты и привыкший взвешивать каждое слово, – уравнивал баланс сил, аккуратно беря коллегу за полу больничного халата, когда тот в очередной раз взмывал к небу в порыве эмоций. А в уголку, опустив очи долу, скромно алела красавица-лаборантка Света Синичкина. Сосед Кукушкина по палате – двадцатитрёхлетний фанат тевтонцев и прочей древнегерманской тематики, студент Макс, попавший в аварию по дороге в Ленинск, – сразу заёрзал под гипсом всем своим существом.

– Это кто ж такая, а, Валерий Степанович? – нарочито громко вопрошал он из-за плеча профессора, не обращая ни малейшего внимания на немного растерявшихся спутников девушки. – Майн готт! Я ослеплён! Как вы аристократично бледны! А знаете, мы могли бы создать неплохой тандем – я ведь тоже голубых кровей. Да-да, не смейтесь! И не судите, прошу, по внешнему виду… Холод, голод и лишения довели меня до столь плачевного состояния, милая фройляйн…

– Я бы сказал, превышение скорости во время гололёда, – вставил Кукушкин.

– Не соглашусь! – ринулся в полемику юноша. – Вожу я как бог. Но тут, видимо, сама стихия вынуждена была вмешаться, дабы проверить меня на выносливость…

– Болтун! – отмахнулся Валерий Степанович. Света же, застенчиво улыбаясь, с большим интересом слушала трепотню Макса, и тот, заметив, как горят её глазки, распушил перья.

– Но неисповедимы пути Господа, милая фройляйн – не попади я в эту чёртову аварию, я бы не встретил вас, – и юноша, томно глянув на девушку, вогнал её в краску.

– Не смущайте мою студентку, лордскнехт Самарский, – шутя пригрозил Кукушкин.

– Боже упаси! Просто я к тому, что любая борьба, друзья мои, должна быть чем-то оправдана и вознаграждена. Ибо, как говаривал мой прапрапрадед, что был конюхом у одного герцога и даже получил от него за добрую службу дворянский титул: «Nur der verdient sich Freiheit wie das Leben, der täglich sie erobern muss», что в переводе на мокшанский означает: «Дорогу осилит непьющий!»

Присутствующие добродушно рассмеялись, а Валерий Степанович в меру ехидно напомнил:

– Не соблаговолите ли представиться, ваша светлость?

– Ах да! – опомнился Макс, приглаживая свои всклокоченные русые пряди и слегка кланяясь. – Entschuldigung! Честь имею – Максимилиан Отто Фон Дуденгоффен, или просто Макс. А вас как величать, фройляйн?

– Светлана, – потупила взор девушка и вдруг тихо, но внятно добавила: – Вы что-то говорили про тандем? Идея прекрасная, но, по-моему, один в России уже есть. Ваша светлость.