– Время прошло, следы испарились! – шутил Миша, подмигивая другу, когда компания спускалась в зону отдыха. – Теперь ни одному буржую даже с самым тонким обонянием не разнюхать Великой тайны революции!

Ребята общались, слушали музыку, дегустировали напитки из бара. Миша был и весел, и грустен одновременно. Он понимал, что сегодня он, возможно, в последний раз отдыхает на борту своей любимой яхты.

Пожилой мужчина с цепким умным взглядом вышел из подземного перехода и направился вниз по Тверской. Марк Антонович любил проехаться на метро, пройтись пешком любимым маршрутом. Это помогало настроиться на нужный ритм, почувствовать внутренний пульс столицы. Мужчина всматривался в лица людей, прислушивался к разговорам. Оперативки и аналитические отчеты о социальном самочувствии страны – это хорошо, но ничто не заменит личных впечатлений.

Марк Антонович был реалистом и скептически относился к результатам всевозможных соцопросов и институциональных исследований общественного мнения. Он слишком хорошо знал, как и для чего они делаются. Практика жизни убедительно доказала, что самые правильные, самые достоверные данные об умонастроениях – это те, что удается добыть непосредственно из тела общества, когда само «тело» при этом ни о чем не догадывается. Потому-то Марк Антонович всячески поощрял в своем ведомстве «хождение в народ» или «выход в поле» – так обычно называли непосредственные вылазки подчиненных в общественные места. Особенно он ценил разработанный им самим метод социального погружения, когда сотрудник вживался в иную роль, осваивал какое-либо необычное ремесло, становился своим в каком-нибудь сообществе. Причем совершенно неважно, что это было за сообщество: байкеры, наркодилеры или профессиональный союз писателей. Это помогало не терять связь с почвой и защититься от профессиональных деформаций.

Мужчина остановился возле вагончика фастфуда «Русский кебаб» и заказал себе кофе с шавермой. Кофе был так себе (чего ожидать от уличной кафешки), а вот шаверма была очень даже ничего. Плакат социальной рекламы на торце дома напротив агитировал поступать на военную службу. Внезапно внимание мужчины привлек бомж, который лениво тащил за собой какую-то коричневую штуку на колесиках. Бомж остановился неподалеку и апатично копался в мусорном контейнере. Марк Антонович некоторое время всматривался в его лицо со вспухшей щекой, потом отставил в сторону кофе и направился к бедолаге.

– Любименко, ты что ли?

Оборванец поднял глаза на подошедшего.

– Так точно, товарищ генерал, – ответил бомж полушепотом, опасливо осматриваясь по сторонам.

Марку Антоновичу нравилось вычислять особистов, замаскированных под случайных людей.

– Отличная работа, Любименко. Еле узнал тебя. Уф-ф, даже вонища от тебя бомжатская.

– Стараемся, товарищ генерал.

– А зубы как такими черными сделал? Неужели свои?

– Никак нет. Накладные.

– А чего щека распухла?

– Шемки, товарищ генерал.

– Чего? – не понял Марк Антонович.

– Шемки, – повторил бомж и сплюнул в грязную ладонь, на которой в луже вязкой слюны виднелись вспухшие от влаги тыквенные семечки.

– Отлично придумано, Любименко. Молодец. Давно в погружении?

– Два месяца, товарищ генерал.

– Хорошо. Очень хорошо. Как жена, дети?

– Нормально, товарищ генерал. Скучают.

– Это правильно. Чем дольше расставание, тем слаще будет встреча. Ты когда из погружения будешь выходить, не забудь дератизацию с дезинсекцией провести, чтобы вшей каких с клопами в семью не принести.

– Непременно, товарищ генерал.

– Подготовь потом отчет и передай мне через Серегина.