И словно бы утробный зов грачей.

И шум волны.

Позабываешь даже

О нём совсем. Но вот возник опять,

Вот набегает, вот уходит вспять.

И на мгновенье тишина на пляже.

Но снова гул всё звонче, всё слышней,

Как будто чтенье нараспев былины,

И выплывает стая лебедей,

И не смолкает голос лебединый,

Плывут, плывут… Иль взмоют в небеса?

О, Господи, да это вправду ль птицы?

Неужто, впрямь, им не оборотиться

В царевен? Где ты, девица-краса?

Но нет. Плывут. И замирает пенье.

Опять слышнее чайки, вороньё,

Опять волна бормочет про своё,

И валуны застыли без движенья.

1992

Гекзаметр вмещает бег волны,

Её паденье на берег и плески,

В хорее – ветер, промельки луны

И вздрагивающие занавески.

Ямб – города пружинистая сталь —

Мосты, автомобили и трамваи,

Анапест – две берёзы, речка, даль,

И тянется над лесом уток стая…

1992

Валун, похожий на дельфина,

Как бы плывёт темно и длинно,

С него ныряет детвора,

Смех, крики с самого утра —

Сюжет для вазы эрмитажной,

Краснофигурной, звонкой, влажной,

Где в древнегреческой красе

Мелькают персонажи все,

Где скачут по морской дороге

Дельфины, мальчики и боги,

Знай, скачут в наши времена

Нырять день целый с валуна.

1995

Здесь, на песке, об Одиссее

Припомнишь вдруг вдвоём с волной,

Богов старинные затеи

Грозят разлукой и войной.

Пружинят паруса тугие,

Смертельно манит зов сирен.

Пускай не мы, пускай другие,

Мы душу отдадим взамен!

Но всё рассчитано до точки,

Судьба навек предрешена,

В гомеровой широкой строчке

Война, разлука и волна.

1999

Прилив. Прибой. Прибрежье. В этом «при»

Пристанище, прибежище морское.

Бежит волна. По счёту «раз-два-три»

Взметает пену в небо голубое.

И опадает, уходя в песок,

И нет её. Как призрак, как причуда.

О, это «при». Природы древний рок.

Прибрежье, где покой нашла приблуда.

1993

Новгородский ветер – «шелонник»,

Псковский яростный – «волкоед» —

Кто назвал? Найдёшь ли ответ

В меткой строчке старинных хроник?

Иль охотник, знать, у костра,

Слыша волчий вой полуночный,

Молвил скупо да так уж точно —

«Волкоед… Студёна пора…»

Иль рыбак на Шелонь-реке,

Выбирая медленно сети,

Бормотал названия эти,

А рассвет дрожал вдалеке…

1990

Легко ль на букву подбирать слова?

На «щ» попробуй и найдёшь едва:

Щепотка, щука, щит, щенок, щеколда,

Щелчок и щепка, щётка, щур да щи —

Язык перетряхни весь, поищи

Во днях замшелых Дира и Аскольда.

…Щетина, щель…

Не позабыть щегла…

Но как рождалась речь, бралась откуда?

Когда-то немоту перемогла.

Не умерла…

И вправду, Божье чудо.

1992

А на палубе тишь да гладь,

Дождик мелкий и беспрестанный.

Так и плыть бы, переплывать

Все моря и все океаны…

Да куда там! Сухонь-река

В даль далёкую не заводит,

Всё извилистей берега,

Там луга и корова бродит.

А вдали купола видны,

Крест маячит на небосклоне.

Никуда от родной страны

Не уплыть по реке Сухоне.

1991

А Курагино моё всё в снегу,

А Туба моя недвижна, бела,

Жёсткий холод её взял на бегу

Под уздцы, с тех пор стоит, замерла.

И заснежен вдалеке березняк,

В нём с коровами не бродит пастух,

Вороньё там о каких-то вестях

Знай, раскаркалось, летит во весь дух.

А Курагино моё далеко,

Сам не знаю, доберусь ли когда,

Вспоминать сегодня сладко, легко,

А была ведь это ссылка, беда.

1990

Сон про Украину и Литву.

Мазанки и мова всюду. Лето.

Я ещё приеду, поживу.

Наяву. Но сбудется ли это?

Я ещё приеду, погляжу.

Нямунас. Скамейка на опушке.

Я не об Империи тужу,

Не об общей лагерной той кружке,

Два глотка и дальше.

До кости