Постой, блаженный, прими микстуру,
сними симптомы душевной хвори.
Зачем хвататься за дуло сдуру?
Есть средства хуже. К примеру – море.
Не думай только, что ты несчастен.
В своей октаве здесь каждый воет.
А если все же устал быть частью —
свои тревоги скорми прибою.
Конечно, эта осень некстати, но
верь, безутешный – зима за нею.
При выборе между тоской и статикой
хватайся за первое. Так смешнее.
Мое сердце на океанском дне,
как коралл мерцает из глубины,
и русалка шепчет: «Иди ко мне,
здесь спокойно, если не ждать волны».
Мое сердце – на дне, мое тело – здесь,
меж людей, походов, великих дел,
сердце держит тело в крутой узде,
не дает прожить, так как я хотел.
А со дна русалка смеется всласть:
«Можешь лгать себе, но воде не ври,
нет другой судьбы, кроме как пропасть,
на блаженный миг погаси свой крик.
Ты пойми, родной, твое место – тут,
ты нырнешь опять через год невзгод,
твое место – тут, твое сердце – кнут,
погоняет вниз сквозь пучину вод».
Мое тело стонет, зудит, скрипит,
пальцы просят солнца прямых лучей,
на земле я – слаб, под водой я – кит,
на земле я – раб, под водой – ничей.
Мое тело спит, мое сердце ждет
и тихонько бьется на темном дне,
а русалка мирно ему поет.
Я спущусь однажды. Надежды нет.
Шедевр
Я сижу на жопе и
не пложу утопии.
Он мог быть большим писателем,
А вышло – талант пропить,
По переулкам тщательно
Блуждать, уходя с тропы.
Он мог быть ученья светочем,
Царапать вселенной дно.
А мог и остаться бестолочью
И выбрал из двух – одно.
Он был способен на многое,
О чем писал в дневнике,
И так особенно трогает,
Что он не стал никем.
Не стал защитником родины,
Не стал президентом вас…
Сюжет привычный и пройденный,
Зачем продолжать рассказ?
Но тот, кто нам карты смешивал
Задумал финал иной.
Он должен был стать посмешищем,
А стал почему-то мной.
Как он обогнул стремительно
Истории резкий ход?
Я был поражений зрителем,
А вышло – наоборот.
И вот уже я, потерянно,
Плетусь по путям судьбы,
Не сделавший непреднамеренно
Того, что он должен был.
И я, не ставший правителем,
Поэтом, мастером го,
Мечтаю в волнении мнительном
Увидеть себя – его.
И, вспомнив, кем был недавно я,
Вступить с негодяем в бой,
Порвать его шкуру надвое
И стать, наконец, собой.
Листва фонтаны застилает,
На тополях повисли птицы,
Сегодня канут в небо стаей,
Не в состоянии проститься.
Сотрется полоса рассвета
Промозглым маревом заката.
Какая песня будет спета?
Какие лица будут святы?
А ветер, падающий свыше,
Звенит по трубам суетливо…
И ты, застыв на мокрой крыше,
Всего лишь хочешь быть счастливым.
Слова придут. Узнаешь после ты
Причины расторопного побега,
Сейчас важнее не касаться снега.
Настало время заметать следы.
Петляя меж деревьями в ночи,
Втопчи в валежник жалкие попытки
Считать богатой прибылью убытки,
Играться в деревянные мечи.
Беги и брось, все брось, что не с тобой,
Забудь, сотри из памяти, исторгни
Все десять лет, потраченные в торге
Не лучшей, пусть, но все-таки судьбой.
Теперь вдохни свободный кислород,
Заполни ветром легкие до дрожи
И, извиваясь, вылези из кожи,
Ты чист. Седлай коня. Скачи вперед.
В безжалостной степи шумит орда.
Сожми узду, прими свой пост в отряде,
И поклянись чего угодно ради
Не возвращаться больше никогда.
Прорыв
Солнце светит из окошка,
Где-то горло рвет гармошка,
Я б пошел, повесился —
Но уравновесился.
РАССКАЗЫ (2024)
Андрей
Андрей приподнялся на локте и принюхался. Мускатный орех. Белое вино. Но было еще что-то. Заинтересованный, он поднялся с кровати, сунул затекшие ноги в зеленые резиновые тапки и вышел в коридор. Запах стал ярче. Андрей протиснулся сквозь сдвинутые книжные шкафы и чуть не споткнулся о железную трубу, диагональю расчертившую прихожую на две части. «Надо бы купить лампочку поярче», – подумал он, глядя на затаившуюся в полумраке тушку пылесоса. Но запах звал за собой, поэтому Андрей направился дальше, в кухню. Маленькая стальная кастрюлька ритмично дышала, наполняя воздух тягучим ароматом. Из-под сдвинутой крышки доносилось смачное побулькивание. Андрей заглянул внутрь, и прямо в центре закручивающегося рыжего водоворота увидел всплывающие и тонущие вновь коричневые волоконца.