По римлянке – в хижину, в хлев – по борову.
Для потехи устроим военный совет.
Поспорим, выпьем, проспим рассвет.
Легион прибудет недели через две.
Гуляет ветер Галлии в пустой голове.
В лес уходить не пристало мужчинам,
Могил себе отмерим широким аршином.
Наточим мечи и споем песню о чести,
Мои зубы и кишки передайте невесте.
Вот и завершился скромный праздник отверженных.
А может, Цезарь заболел, и легион задержится?
Оммаж
………………………………
…………………………………
………………………………
…………………………………
………………………………
…………………………………
………………………………
…………………………………
………………………………
…………………………………
………………………………
…………………………………
………………………………
…………………………………
………………………………
…………………………………
………………………………
…………………………………
………………………………
…………………………………
………………………………
…………………………………
………………………………
…………………………………
1
Черный рабочий в чаду фабричном
Молотом правит литье детали.
Зная, как груб порой пролетарий,
Мастер проверку проводит лично.
Палец скользит по углам и сколам,
Брак различая в работе тонкой.
Мастер молчит. Он не видит толка
В мелочных трениях с комсомолом.
Взявшись рукою, большой и липкой,
Грузчик закинет деталь на ленту.
И молодая чета студентов
Купит её с трехпроцентной скидкой.
Быстро деталь прорастает в тело.
Вырос и я от бессилья пьяный.
Важно ли, что сотворил, что сделал,
Если нутро у тебя с изъяном?
Мне тридцать два. И души уродство
Мир принуждает считать богатством.
Пусть дураки прославляют Маркса.
Я – за расстрелы на производстве.
2
Солнце, скользнув по своду,
На западе упадет.
Пар порождает воду,
Вода порождает лед.
Дети тянутся к небу,
После склонятся вниз.
Выпеченному хлебу —
Сгнить.
Мир послушен законам,
Законы диктуют жизнь.
Рамкой окаемленным
Сможешь быть – удержись.
Равенство, рабство, братство —
Твой набор суповой.
Жаждущий отказаться —
Вой.
Гниль порождает всходы,
Вой затухает в стих.
Солнце ползет за сводом,
Снова стремясь взойти.
Правил приняв пределы,
Знай, что они пусты.
Все, что способен – сделай
Ты.
Зачем ты опять пришел в этот дом,
Неумерших прах поправ?
Здесь стоит внимания лишь одно
Камин с котлом на углях.
Очнись и признайся, что выход прост.
Прозрей и поверь. Аминь.
И если камин по-прежнему холст —
Давай же, проткни камин!
В окружении
Я опять начинаю проклятый стих,
Чтобы бросить его на строке четвертой.
В голове моей шум откровений стих,
Ускользают слова, избегая верстки.
Разве я рассказал уже все, что мог?
Мог, видать, немного, коль фразы счислить.
Не оставлю потомкам шкафы томов,
Не отыщет следов даже лучший сыщик.
Надо сдаться, прикончить в себе порыв,
Вновь тянуться к листу. Ни к чему бравада.
И уснуть спокойно до той поры,
Когда Бог разрежет, шутя, нарыв,
Извлечет меня походя из норы
И тихонько скажет: «Пиши. Так надо»
Пол приколочен к стенам,
Намертво, насовсем.
Дома дежурю посменно
Двадцать четыре на семь.
Между балконом и ванной
Мерно чеканю шаг.
Все же не изваянье,
Если внутри душа.
Лишь иногда, почуяв,
Как холодна стена,
Выйти вовне хочу я
В жуткую свежесть дня.
Но овладев собою,
Ставлю на стол вино,
Разглаживаю обои,
И закрываю окно.
Конечно, эта осень некстати, и
знать не знаешь, что делать с нею.
При выборе из тоски и апатии
хватайся за первое – так смешнее.
Проснулся город, а мрак остался,
холодный ветер пока что мимо.
Летят синицы желтушным галсом,
на них ты смотришь неотвратимо.
В канавах грязных плывут помои,
плывешь и ты вслед дешевым эхом.
Достать бы денег, уехать к морю,
стоять и думать – зачем уехал?
Впадать в безумие лучше сразу,
семья оценит, враги освищут,
пожертвуй нищим бесценный разум,
айда кататься в намокших листьях!
Твой друг – придурок, твой брат – зануда,
твой друг – ублюдок, твой брат – Иуда,
твой друг – собака, твой брат – картошка,
иль все же кошка? Или не кошка…