– Заткнись, – сдавленно попросила я.

Он не обиделся.

– Ты сама просила правду.

– Давай без твоих оценок.

– Ок, конфетка. Около года она с ним поблистала. Снялась в паре картин – ничего особенного.

– Я не знала, что она снималась в кино, – растерянно сказала я, листая старые фото.

– Под псевдонимом, роли некрупные. Думаю, он их покупал. Как и награды, публикации…

Я перевернула еще страницу и застыла. На картонный лист была наклеена старая газетная вырезка.

– Критики хорошо о ней отзывались, прочили звездное будущее.

– Тоже он проплатил?

– Не знаю, конфетка. Может и был талант. Твоя мама слишком недолго снималась, чтобы судить.

– Что случилось потом?

Она ходила в мехах и бриллиантах, как же оказалась в трущобах – полубезумная, раздавленная, со мной на руках? Если бы не факты – я бы не поверила в эту историю. Девушка на снимках и мама слишком отличались. Но это она. Точно она. Ее черты, только взгляд другой.

– Никто не знает, милая. Как многие девушки до нее, она исчезла соперницам на радость. В один прекрасный день Девин вывел в свет следующую даму сердца, а о твоей маме забыли. Это официальная часть.

– Но ты знаешь, что было на самом деле?

– Не всё. Ходили слухи, что у него есть внебрачный ребенок. Руслан где-то услышал, вызвал меня и велел выяснить. Эти доки, – он кивнул на папку в моих руках, – результат моего расследования.

– Что ты узнал?

– Думаю, она исчезла, потому что забеременела тобой. Пришлось разыскать прислугу тех лет, ближайшее окружение Девина. Горничные, садовники, ты понимаешь. Одна согласилась рассказать, что видела. За вознаграждение. Была комната, куда ее не пускали. Она подозревала, там кого-то держат – туда носили еду, иногда она слышала плач. Однажды ночью все раскрылось: когда женщина начала рожать… Она кричала на весь дом. Горничная до сих пор вспоминает с ужасом. Твою маму держали всю беременность в его резиденции. Думаю, против воли.

– Да уж… – невесело сказала я.

У сильных мира сего одинаковые приемы.

– После ночи родов прислугу поменяли. Я искал тех, кто работал после, и кое-что удалось обнаружить. В ту комнату разрешили входить спустя четыре месяца. Ее оттуда вывезли и в следующий раз она всплыла в городском роддоме. Документы тебе оформили там же, закрыв глаза на то, что младенцу было уже четыре месяца.

– Зачем он это сделал? – сдавленно спросила я.

– Не знаю, конфетка. На это только он ответит.

– Но предположения у тебя есть?

Леонард долго молчал.

– Ты уверена, что хочешь знать? – он нервно сунул в рот зубочистку, я догадалась, что Леонарду нестерпимо хотелось закурить. – Некоторые тайны должны оставаться в прошлом.

– Уверена. Говори.

– Мне кажется, он хотел увидеть ребенка.

– Я не понимаю тебя.

Леонард глубоко вздохнул.

– Пойми, милая. У меня нет доказательств. А слухи, точно ли ты хочешь их услышать?

– Руслана они удовлетворили?

– Да.

– Тогда и мне говори.

Леонард опустил козырек в машине, порыскал там и достал сигарету. Утопил прикуриватель. Пока тот нагревался, мы молчали. Я не торопила. Понимала: то, что он скажет дальше – плохая вещь.

Но это случилось восемнадцать лет назад.

Правду я переживу. Главное, ее узнать.

– Когда беременность стала очевидна, у твоей мамы появились завистники. Ее оговорили. Сказали, она изменяла с телохранителем. Якобы, залетела от него.

– Сволочи, – выдохнула я.

– Тогда не было таких тестов, как сейчас. Полагаю, он захотел увидеть ребенка лично. Убедиться.

– Зачем? Я не была ему нужна, это все знали. Почему не аборт?

– Это особенный случай, конфетка. Ты была его первенцем. Ты знаешь, что у твоего отца было четверо братьев? Все умерли до рождения или сразу после. В их семье ходила какая-то генетическая хворь, мешавшая им размножаться. Сама природа не давала таким сволочам плодиться… И вот ему говорят, что первенец может быть рожден от телохранителя.