«Не помочь ли нам друг другу?» – размышляла я, изо дня в день карабкаясь по парижским лестницам, исхаживая Париж из конца в конец. У французской столицы очень мощная внешняя энергетика ее женственной природы. Вдруг она поможет мне с моей собственной, новой, более женственной природой. Которая будет сочетаться с моей собственной привлекательностью, красотой и гармонией – как она сочетается у этого города? А поскольку интуиция у меня очень развита и я следую моему внутреннему голосу, то почему бы мне не помочь его жителям? Почему бы нам не встретиться, не открыть душу друг другу, не расслышать собственный внутренний голос, не довериться интуиции и внутренней истине, которую они наверняка ищут в себе и не находят?

День за днем я не спеша делала первые шаги к избавлению от себя прежней, пекущейся о других, и привыкала к себе новой, пекущейся о себе. Пребывание в чужой столице дарило фантастическое ощущение свободы. Ни знакомых, ни обязательств, ни связей с прошлым. Я была вольна расставлять новые приоритеты и принимать новые решения – более взвешенные, более осознанные, соответствующие моей самости, и, разумеется, более себялюбивые (или хотя бы индивидуальные).

Я только никак не могла решить: что есть мое Я? Мое внутреннее Я было немощно, хотя уже не раз, а два я пересекла всю Испанию в поисках исцеления, прощения и смирения и теперь яснее видела мое прошлое. Под слоями той меня, которые укрывали меня всю жизнь обнажилось подлинное, бесформенное, ранимое (к моему ужасу), нуждающееся, беззащитное Я, которое взывало к моим вниманию, любви, защите и заботе.

Наверное, впервые в жизни, по зову души я должна была научиться безоговорочной и бескомпромиссной любви к себе. Уже давно я молила о ней. Но до сих пор единственным и мучительным ответом был развод. После него я была вольна сосредоточиться на исцелении себя. Это было воздаянием за все мои мучения. И я готова принять его.

Как бы мне ни нравилась жизнь в Париже, но из двух послеразводных вариантов – «бить или бежать» я выбрала последнее. Сломя голову улаживала бракоразводные формальности. И после каждый день мне все хотелось вскочить и как оглашенная нестись куда-то. И я бежала, бежала… Хотя бежать-то было некуда.

Это было особенно заметно в воскресном Париже, он окончательно перестал нравиться нам с Сабриной. Наверное, виновницей тому промозглая серая хмарь, которой насквозь пропитаны парижские зимы. Кроме того, по воскресеньям большинство заведений не работает – этот день парижане, по обыкновению, проводят дома, наслаждаясь семейным обедом. В воскресные дни мы скучали. И поэтому делали то, что делали всегда, когда чувствовали себя не в своей тарелке. Мы шли гулять.

На улице Мучеников заведения открывались в воскресенье утром и закрывались в понедельник. Монмартр кишел туристами. Прочая же округа по воскресеньям вымирала, и Париж превращался в город-призрак.

Как-то утром, нас непреодолимо повлекло выйти на улицу в эту воскресную серую мглу. И мы решили прогуляться в Лувр, а потом заскочить на поздний обед (или ранний ужин) в одно из наших любимых кафе – «Марли». Оно расположено на площади перед музеем, и из него виден вход под знаменитой стеклянной пирамидой.

Мы замотались в зимние пальто, шапки и шарфы и вылетели за дверь в поисках избавления от внутреннего дискомфорта. На полпути к первому этажу я поняла, что забыла кошелек. Я побежала за ним. Сабрина ждала меня внизу, и я спешила вернуться к ней. Вдруг нога резко подвернулась и соскользнула с гладкой ступеньки.

Я закричала, попыталась ухватиться за перила, но не удержалась, рухнула на живот, и полетала головой вперед.