А сколько, кстати, лет мне? Как хоть выгляжу? Решаю не спрашивать, подвернётся случай – осмотрю себя в зеркале или водоёме.

Пятая – женщина, та самая, что лежит рядом с Вероникой. Выглядит лет на тридцать – тридцать пять. Фигура стройная. Одета в брючный костюм с пиджаком.

– Сынок, у тебя с головой та же беда, что и у нас случилась? – первым берёт слово дедок, что показывал мне палец.

– Если у вас с головой то же, что и у меня, то да, – мой ответ его забавляет.

Он тут один выглядит веселым, остальные мрачные и встревоженные. С улиц, из-за домов, доносятся звуки стрекота, иногда сопровождающиеся чьими-то криками ужаса и боли. М-да…

– Похоже, худший из вариантов… – бормочу я.

– Чегось? – переспрашивает старичок.

– Это я так, о своем, – произношу в ответ.

– Вы откуда? – заводит разговор обладатель внушительной родинки.

– Из леса, – кивком головы непроизвольно указываю направление.

– И как там? – продолжает расспрашивать дед.

– Вроде спокойней. Но это не точно. Был там недолго. Сразу свалил после нападения двух тварей. Потом из леса выбежала Вероника. Дальше через поле к вам вышли.

– Она своё имя знает? – спрашивает дед, но удивление просматривается на всех обращенных ко мне лицах.

– Нет. Просто придумала нам имена по дороге. Меня Максом назвала.

– Вероника… – слышу, как задумчиво бормочет паренек.

– А я Хрыч! Старый Хрыч, – вклинивается в разговор дедок. – Так бабка окрестила. Женка моя, похоже. Очнулся – плохо, бреду куда-то… И тут она на скамейке у забора сидит, за голову держится. Как увидела меня, завопила: «Ах ты, Хрыч старый! Из-за тебя все!» Больше ничего не сказала. Жучок на неё прыгнул, а я давай тикать оттуда. Так этой карге и надо! Я, конечно, не помню, но чаю, всю жизнь этого ждал. Аж полегчало опосля, омолодился, наверное, – он останавливает свою речь, а в глазах читается торжество и счастье.

– Ве-ро-ни-ка… – снова доносится от паренька.

– Надо бы всем имена придумать, легче станет общаться, – заявляет мужик с топором. – Зовите меня Серегой.

– Паспорт или удостоверение ни у кого не завалялись в кармане? – решаю уточнить.

– У бабы той, – мужик с родинкой кивает на вторую женщину, – документы разные с собой были, паспорт, в том числе. Только толку… Не разобрать, что написано. Сам попробуй буквы вспомнить.

Пытаюсь вспомнить… И ничего… В голове пусто.

– Ве-ро-ни-ка – парень обрывает мои попытки вспомнить хоть что-то.

– Парень, с тобой всё в порядке? – адресую ему вопрос.

– А? Да, да! Всё норм! – он торопливо кивает, перестав бормотать.

Дальше слово берёт мужик с родинкой:

– Меня зовите Борисом. А тебя, малой, как называть?

– Кириэлль Ревущее Пламя, – отстранённо произносит парень, а губы его продолжают шевелиться. По ним без труда читается: «Ве-ро-ни-ка».

Все удивленно на него таращатся.

– Чегось?! Да тебе, внучок, совсем поплохело, – с жалостью говорит дедок. – Кирюхой будешь! Только не реви больше, всё будет хорошо.

– Как-то само вырвалось, – извиняющимся тоном бубнит подросток.

Пока женщины не очнулись, мы успеваем обсудить тварей. Определить, что насекомые, встреченные мною в лесу, идентичны кишащим в поселении. Рассказываем друг другу свои истории пробуждения и то, как чудом удалось пробраться сюда и выжить.

Оказалось, что вся электроника вышла из строя, а буквы и текст никто разобрать не может. И эта странная избирательная амнезия…

И что из этого следует? А вот ни хрена не следует! Короткая вспышка раздражения и непонимания сменяется волной пофигизма и здорового голода. Голод – это проблема, вот и надо её решать, в остальном по ходу разберёмся. Озвучить тему не успеваю…