Она порылась в папке ещё немного, словно вороша прошлое, и извлекла на свет несколько отдельных листов.

– А это, – сказала она, протягивая листы Андрею, – копии отчётов участкового по поводу пропажи грибника, Ивана Петрова. Он жил на самой окраине Сухонского, мужик, словно медведь, ходил в лес как на работу – с утра и до вечера, ну, как говорится, лес его кормил. Хоть он и злоупотреблял спиртным, но лес знал, как свои пять пальцев, каждый кустик, каждую тропку, и бесследно исчезнуть вот так, просто так, не мог. Ушёл за грибами в прошлом году, в августе, и как в воду канул, ни следа, ни весточки, только тишина, которая стала еще более зловещей.

– Да, это странно, – задумчиво произнёс Виктор, прокручивая в голове этот случай, – если он так хорошо знал лес, то не мог же он просто взять и потеряться.

– Вот и я о том же, – согласилась Ольга Сергеевна, её взгляд потускнел, словно она сама вспомнила что–то неприятное. – Участковый, конечно, особо не усердствовал, списал всё на пьянку, да так дело и заглохло, затерялось в стопках похожих дел. Но, на мой взгляд, здесь что–то нечисто, что–то не так, как кажется на первый взгляд. Я ещё помню, как его жена приходила, в слезах, говорила, что это лес его забрал, как будто проглотил, не оставив и следа.

– Да, странная, очень странная история… – задумчиво произнёс Андрей, его взгляд скользнул по исписанным листам, – но, может, всё же, и правда пьянка…

– Может, и пьянка, конечно, – вздохнула Ольга Сергеевна, её голос звучал с грустью и ноткой горечи, – но как–то это всё связано, чувствуется какая–то общая, невидимая нить, как будто это нити одной паутины, сплетенные с другими происшествиями в лесу. В общем, смотрите сами, может, ваши глаза увидят то, чего не видим мы.

Андрей и Виктор приступили к изучению документов, а Ольга Сергеевна, оставив их наедине, уселась за свой стол, занимаясь какими–то бумагами. Разговор перешел в более тихую стадию, и в основном были слышны лишь шелест страниц и негромкий разговор.

Перед ними предстали подробности о пожарах, нарисованные угловатыми линиями схемы, с описаниями «странных» следов, которые будто бы нарочно пытались запутать и увести от истины, записи о погоде, которые противоречили друг другу и странно играли на контрасте, и описания миграции животных, которые словно рассказывали историю о бегстве от чего–то ужасного. Но все эти описания, явно выписанные под копирку, вновь сводились к естественным причинам, прикрываясь ложной логикой. Андрей и Виктор обратили внимание на несоответствия – какие–то фрагменты были казалось вырваны или зачеркнуты, словно кто–то пытался скрыть детали. Записи о погоде были специально искажены, не совпадали с данными метеостанции, вызывая подозрение и недоверие.

Внимание Андрея приковала медицинская карта пастуха. Там, среди сухих медицинских терминов, отмечались психоэмоциональная нестабильность, бессонница и странные видения, которые не поддавались логическому объяснению. Но никаких физических повреждений, кроме легкого истощения, будто измотали до последней капли, как в погоне за чем–то невидимым. Андрей обратил внимание на отсутствие медицинских заключений от психиатра, по–видимому пытаясь скрыть нечто более глубокое и мрачное.

В отдельной папке лежали жалобы жителей. Эти жалобы были более эмоциональными и пугающими, чем сухие фразы официального заявления главы администрации, и описывали не только жуткий вой и мерцающие огни, но и странные, искажённые фигуры, появляющиеся в сумерках, словно сошедшие со страниц страшных сказок. Андрей обратил внимание на повторяющуюся тему “Топтуны” в нескольких жалобах, словно какой–то зловещий шепот разносился из уст в уста, от жителя к жителю.