В отличие от партнерства с ограниченной ответственностью (limited partnership-аналога европейской коммандиты, т. е. товарищества на вере) в данной компании вообще отсутствуют участники с полной ответственностью, иначе говоря, ответственность всех ее участников ограничена суммой их вкладов. Вместе с тем эта компания не становится аналогом европейского общества с ограниченной ответственностью, ибо ее внутренняя структура строится участниками свободно, по типу общего партнерства (general partnership − аналога европейского полного товарищества). В такой компании, в частности, не требуется формирование специальных органов, хотя зачастую ее участники создают особый совет управляющих (board of managers). Главное же состоит в том, что налоговым законодательством компания с ограниченной ответственностью приравнивается к партнерству с ограниченной ответственностью, т. е. освобождается от уплаты налога на прибыль. Такое соединение преимуществ «объединения лиц» и «объединения капиталов» с европейских позиций можно рассматривать в качестве коммандиты без комплементария (но никак не в качестве аналога общества с ограниченной ответственностью, как это нередко воспринимается отечественными специалистами).

Нетрудно также заметить, что LLP и LLC не имеют практически ничего общего с российскими хозяйственными партнерствами[138], хотя отечественные разработчики закона об этом новом виде юридических лиц нередко утверждали, что в его основу положена именно данная англо-американская модель, которая призвана способствовать развитию «венчурного финансирования» и росту «инвестиций в инновации». Между тем эта абсолютно новая форма коммерческой корпорации, в частности, допускающая почти неограниченное и притом абсолютно тайное участие в ее деятельности и в управлении ею любых третьих лиц (не являющихся участниками данной корпорации и не несущих никакого имущественного риска), неизвестна никаким развитым правопорядкам и остается продуктом исключительно отечественного законотворчества[139].

С корпоративным правом у нас фактически произошло то же, что и с вещным правом: обе эти категории оказались непригодными и ненужными в условиях планового социалистического хозяйства, а потому и были преданы практически полному забвению в научно-теоретических разработках советского времени. В плановой экономике объективно господствовали юридические лица унитарного типа – предприятия и учреждения, основанные на государственной собственности. Подобно тому, как национализация земли привела к неизбежному законодательному отказу от понятий недвижимости и вещного права (постепенно сведя последнее к праву собственности), национализация имущества производственного назначения столь же неизбежно привела к появлению государственных предприятий в качестве самостоятельных юридических лиц – субъектов, а не объектов права (каковыми они являются в «нормальных», рыночных условиях). Их последующее господство обусловило исчезновение основных видов корпораций (хозяйственных обществ и товариществ) и соответствующих им институтов корпоративного права, которое в конце концов было сведено к попыткам создания очередной отрасли права − кооперативного права[140].

Дело в том, что в советское время корпорации были представлены лишь кооперативами – производственными (колхозами, низовыми звеньями потребкооперации, артелями старателей) и потребительскими (жилищными, дачными, гаражными, садоводческими товариществами и т. п.), а также общественными организациями (объединениями) граждан – профессиональными и творческими союзами, объединениями (обществами) по интересам и т. п. При этом они не играли сколько-нибудь значительной экономической роли, если не учитывать деятельность сельскохозяйственных производственных кооперативов – колхозов. Их статус в то время теоретически составлял предмет особой отрасли права – колхозного права, а экономически был во многом аналогичен статусу государственных предприятий (что и послужило в начале 90-х годов прошлого века основанием для юридически абсурдной приватизации их имущества путем их преобразования в хозяйственные общества).